– По уставу ни госпитальеры, ни тамплиеры не могут иметь семью. А наследство свое обязаны передать в руки Ордена.
Де Монбар в ужасе воскликнул:
– И вы позволите отдать им наследство Хьюго?
Бернар поспешил успокоить его:
– Нет, мой дорогой. Его деньги нужны здесь, в Труа. Скоро произойдут события, каких еще не доводилось видеть этой тихой провинции. Поэтому смею предположить, что Хьюго отправит жену в монастырь и отречется от сына.
– Отречется от сына?!
Племянник усмехнулся:
– Всем воздастся по делам своим. Однако мне кажется, что у вас ко мне еще какое‑то дело?
Хозяин вздрогнул. Откуда Бернару удается все знать? Он сделал знак слуге, стоявшему у дверей, и спустя какое‑то время в комнату внесли небольшой сундук, обитый позеленевшей от времени медью. Де Монбар приказал поставить сундук перед гостем, чтобы тот смог получше разглядеть его.
– Это наша первая находка. Рыцари Храма передают ее вам.
Бернар осторожно открыл крышку. На ее внутренней стороне еще виднелись египетские иероглифы, а на дне лежал небольшой кожаный мешок, потемневший и пахнущий плесенью.
– Что это?
– Сундук был спрятан в стене. Если бы де Пейне не повздорил с Хьюго, сундук никогда бы не нашли.
Бернар сделал над собой усилие, чтобы не усмехнуться. Он вынул мешок, который оказался неожиданно тяжелым, развязал сыромятный ремень и осторожно вытряхнул содержимое на стол. Перед ним лежал странный предмет, ни смысла которого, ни назначения Бернар не знал. Он вопросительно посмотрел на дядю:
– Какой странный крест! Похож на ключ.
Де Монбар пожал плечами:
– Его принесли в Храм Соломона египтяне. Может, кто из книжников знает о его назначении…
Бернар положил необычный крест обратно в мешок и привязал находку к своему поясу. Поблагодарив хозяина и не дожидаясь, пока подадут чашу для омовения рук, он направился к выходу…
3
15 октября 2008 г. Санкт‑Петербург.
Ночь в аэропорту – не лучшее, что может случиться у женщины. Но ехать в гостиницу не хотелось, потому что до вылета оставалось не так много. Объявили Франкфурт. Немцы лениво поднялись со своих мест и пошли на посадку. Пассажиров на втором этаже заметно поубавилось. Я с удовольствием вытянула ноги и постаралась задремать. Ничего не получалось, слишком холодно. И почему все эти новые техностроения такие холодные? Наверное, люди и произведения живописи в такой температуре хорошо сохраняются. В оправдание этой версии температурного режима сразу за углом была выставка работ местных художников. Побродив среди картин и погревшись в ярких пятнах периферийной живописи, я переместилась в буфет. Рядом с урчанием кофе‑машины я почувствовала себя гораздо лучше, да и в сон не так клонило. Когда я допивала вторую чашку, объявили Прагу.