Так что зачастую он перебивался с хлеба на воду. Как социальная единица общества Авдей только портил статистику: не построил, не женился, не родил и не вырастил, не посадил… В общем, как гражданин он не выполнил даже социальный минимум обязанностей.
С каждым прожитым годом это угнетало его всё больше и больше.
Конечно, в его жизни было немало женщин, которых слепо влекло к его несуществующей славе, и они надеялись, строили планы на перспективу, лелеяли сокровенные фантазии…
Однако каждая из них непременно и довольно быстро разочаровалась в своих ожиданиях.
Всё чаще и чаще в голову Авдея приходили тревожные мысли. В последние дни они и вовсе заполняли его извилины без пауз, беспощадно рвали Туманова изнутри и изматывали.
Он чувствовал, что исписался, опустошен, до самого дна исчерпал внутренние ресурсы, выкачал и выжал из реальной жизни всё, что только мог, в меру своих способностей, восприятий и ощущений, но так и не добился признания. Так и остался в тени…
Его неказистый и хромоногий Пегас (ну какой уж достался), пожалуй, если еще не издох, то на днях однозначно околеет.
И в конечном итоге получалось, что Туманов вроде писатель, но на деле выходило – лишь «вроде»…
***
После случая на мосту Туманов уже три дня не поднимался с кровати, конечно, не считая вынужденных походов на кухню и в туалет. Он умело перележал одолевавшую его тревожность, и теперь находился в таком состоянии, когда грани реальности и сна практически стерлись. Именно тут он пытался найти новый источник вдохновения. Но, к его сожалению, хаотично возникающие мысли были абсолютно несущественными, а сумбурные эротические фантазии только раздражали своей безликостью и примитивностью.
И в какой-то момент, брезгливо кривясь и мысленно отмахиваясь от воображаемых назойливых девиц, Туманов услышал едва различимый голос. Авдей напрягся. Он осознал: этот голос вовсе не продукт его воспаленного сознания. Он явно чужой. Он извне.
Сначала писатель не мог разобрать ни слова – они были тихими и обрывистыми. Но постепенно голос незнакомца усиливался, становился различимым, но одновременно и жутким, да так, что Туманов невольно испытал безудержный животный страх. Каждую клеточку его организма залихорадило от неимоверного ужаса.
Однако вскоре Авдей практически полностью успокоился. Правда, было ощущение, что добился он этого вовсе не самостоятельно, а ему помогли.