А накупавшись, я надевал на сырое тело свою одежонку, закидывал за плечи рюкзак и шел дальше. Скоро море скрывалось, и передо мной опять качались все те же вечно дремлющие, обожженные солнцем холмы. Изредка проносилась мимо, шипела пристающими к асфальту колесами машина, и я поднимал руку в слабой надежде, что она меня подвезет. Но машины не останавливались. И я не унывал. Втайне я этому даже радовался. Мне хотелось весь путь пройти пешком. Я хотел почувствовать дорогу. Я хотел почувствовать Крым. И днем я обычно не думал о ночлеге, не знал, где буду спать. И в этом тоже было что-то не совсем обычное и меня устраивающее. Мне нравилась моя кочевая жизнь. И тот день, такой бесконечный, был сладостно похож на все остальные. А когда и он завершился, и уставшее солнце скрылось за уступами гор, я остановился. Я тоже устал.
На дышащую сухим теплом землю опускалась ночь, а я сидел у обочины так никуда и не приведшей меня в тот день дороги, слушал быстро сгущающиеся сумерки и чего-то ждал. Машин уже совсем не было. Только дорога, нечеткие очертания холмов да темнеющее небо. И я продолжал сидеть, чувствуя, как расслабляется в сладкой истоме уставшее за день тело.
Море было рядом. Я не слышал и не видел его. Но там, где обрывались над ним холмы, неугомонно кружились стрижи. Словно черные молнии, носились они в пустоте вечереющего неба, и до меня доносился их громкий пронзительный писк .Я любил этих птиц. Любил их стремительный и смелый полет. Любил слушать, как шипит, плавится воздух вокруг их длиннокрылых тел, когда они проносились совсем рядом со мной.
А ночь опускалась все ниже, и все сильнее звенела ее жаркая, сухо струящаяся «песня». То «пели» цикады. Я все сидел и уже не мог двинуться с места. А когда стало совсем темно, я сошел по дороге чуть вниз и сел на замеченную мною раньше копну сена. Она была совсем крошечная, и я несколько пораскидал ее. А скинув кеды и устроившись поудобнее, я закинул руки за голову и стал смотреть на небо, на первые еще робко проступающие звезды.
Скоро я заснул. И самым загадочным до сих пор для меня, постоянно зовущим мою память к той удивительной ночи было мое пробуждение. Я не встал, не приподнялся, даже не пошевельнулся. Я просто открыл глаза. Было тихо-тихо. Прямо надо мной склонилось посвежевшее ночное небо. Бархатно-черное, оно все было усеяно необыкновенно крупными и словно бы спустившимися ниже чем всегда звездами. И было их так много, что они почти касались друг друга.