– Коли так, то заходи, – усмехнулся хозяин.
Похоже, родители и рады такому гостю. Как-никак девятеро детей и все – девки. Но воспринимать Вольгу как жениха всерьез еще рано, обычаи надобно блюсти.
Дарёна упорхнула приводить себя в порядок после столь сурового путешествия, а парня усадили за стол и потчевали угощениями.
Сестры Дарёны шушукались и поглядывали на него смешливо.
А ему кусок в горло не лез, хотя и проголодался изрядно. Не привык он к таким посиделкам, и в дальней дороге тоже порядком измазался да измялся – вид вовсе не жениховский, да и одежа с чужого да чужеродного плеча.
Глава семейства Радомил – русоволосый коренастый мужчина, по глазам видать, человек добрый – сердобольно пришел ему на выручку: и баньку затопил, и рубаху со штанами выдал.
Правда, дожидаться пришлось, пока Дарёна первой отмоется.
После того как и он в баньке побывал, встретила его зазноба, за руку ухватила:
– Пойдем сестрицу мою, Малушу, проведаем, лихорадка ее одолела.
Вольга чуть не сомлел от восторга и от теперешнего девичьего прикосновения, аж ноги подкосились.
Прошли в светелку, там девица бледная лежит, трясет ее бедняжку. Смотрит Вольга: в изголовье у нее женщина сидит в странной темной одежде, молча поигрывая девичьими волосами, разметавшимися по подушке. Тут хозяйка вошла, болезной в руки куклу-берегиню вложила, сама с краешка присела, тихо заговор на исцеление забормотала, головой покачивая.
Опешил парень от увиденного, теперь он ясно понял, что на женщину эту не обращают внимания, потому что никто ее кроме него и не видит.
Кое-как сдержался, виду не подал. Мало ли? Вдруг ему это мерещится? Дед Суховей много всяких небылиц и быличек ему в детстве сказывал, с тех пор разум парня играет в свои непонятные забавы.
Вскоре они с Дарёной тихо вышли, Вольга насилу дождался, когда и хозяйка покинет светелку. Незаметно схватил веник у выхода и юркнул обратно к больной.
– Тетка-трясавица, загостилась уже! – грозно прошептал он странной женщине и замахнулся на нее веником: – Прочь за порог! Выметайся немедля! Вон отсюда в лес!
– Ох, напугал! – злорадно рассмеялась она трескучим смехом. – Ничего ты мне не сделаешь.
Гнев и ярость охватили Вольгу, и он неожиданно для себя издал жуткий утробный рык. Услыхав этот рык, тетка тотчас изменилась в лице, махом почернела, превратилась в тонкую извивающуюся змейку и, проскользнув к порогу, бесследно убралась прочь из дома.