Жизнь меня особенно не баловала. Поступив после школы в Московский энергетический институт, я находил время и учиться, и заниматься спортом. Первое время помогали деньгами родители. Стипендии и тех денег, что присылали родители, хватало только на питание. Столичная жизнь требовала большего, поэтому пришлось устроиться дворником.
Но вскоре умер отец, и я, едва закончив три курса, вынужден был оставить учебу и приехать домой, где вместе с матерью жил младший брат-школьник. Устроился слесарем на механический завод, там проработал всего несколько месяцев, пока не призвали в армию. Попал служить на Черноморский флот в часть морской пехоты, базирующейся в Севастополе. Когда проходили соревнования по боксу, меня, перворазрядника, выставили в тяжелом весе. Неожиданно для всех в финале я в первом же раунде нокаутировал чемпиона флота мичмана Маслова. Мощный мичман был мастер спорта и служил в так называемой школе «Сатурн», готовившей сержантов и старшин для отборных подразделений морской пехоты. Уже после соревнований он подошел ко мне и искренне поздравил, крепко пожав руку.
– Здорово ты меня встретил! – добродушно сказал он. – Я твоего удара и не заметил! Ты где тренировался?..
Мне тогда было двадцать лет, и я казался перед этим здоровяком сопливым мальчишкой, и лестные слова, произнесенные в мой адрес, приятно будоражили самолюбие.
– Слушай, Александр! – вдруг оживленно продолжил мичман. – Давай к нам в школу! Я все устрою! Будем вместе тренироваться! За полгода у нас ты станешь настоящим суперменом! Слыхал о школе «Сатурн»?
Так я оказался в этой школе, где и пробыл до конца своей службы. Изнурительные марш-броски, молниеносное десантирование и с корабля, и с самолета на парашюте, и с аквалангом из-под воды сделали меня настоящим мужчиной. Я был полон сил и энергии и строил самые, казалось, невероятные планы, и в том, что их осуществлю, нисколько не сомневался. Вернувшись со службы, я восстановился в институте и окунулся в гражданскую жизнь. Но вскоре пришло известие из армии о гибели брата, служившим тогда на границе с Афганистаном, он был убит в перестрелке с нарушителями. После смерти любимого сына сгорбленная мать, высохшая и постаревшая от горя буквально за считанные дни, явно надломилась. Здоровье начало сдавать: открылись многие болячки, особенно донимали ноющее сердце и частые головные боли. Я рос как-то сам по себе и теплые чувства стеснялся выражать матери, но горько плакал, не стесняясь никого, когда она, мучаясь, умерла. Наверное, в тот день, стоя на кладбище около трех могил и всматриваясь в родные близкие сердцу лица: отца, улыбающегося своей широкой добродушной улыбкой, сильного, знающего себе цену мужчины; брата – серьезного, но еще с наивным детским взглядом, так и не испытавшего счастья любви; матери – послушно-страдальческое, с застывшей глубокой печалью, – я выплакал все слезы, и, казалось, ничто больше не тронет мои самые сокровенные душевные струны. Только тетя, старшая сестра матери, подошла ко мне, осторожно положила на плечо свою маленькую дрожащую ручку и просто сказала, искренне скорбя и жалея: