Кабинет практической алхимии располагался на самой верхушке самой далекой башни. По принципу – если взорвется или обрушится, много народу не зашибет.
Ученики не слишком любили бывать в этом закутке. Тут всегда пахло химикатами, иногда так, что забивало нос, появлялась резь в глазах. Кроме того, тут правили делами учитель-алхимик и его ассистент, которые снискали славу человека и орка с самым гнусным и капризным характером во всей Филармонии.
Единственным, кого алхимики могли переносить, был Лева Вейсман. Во-первых, он один из немногих, кто испытывал жгучий интерес к этому предмету. Во-вторых, торговому дому Вейсманов принадлежало немало алхимических предприятий и лабораторий. Школьные алхимики это знали, имели с торговым домом какие-то дела и перед самим Левой даже заискивали, называя его мудрым господином. Особенно это забавно смотрелось на фоне того, как гоблин-учитель чихвостил какого-то ненароком подвернувшегося под горячую руку бедолагу-студента:
– Криворукий выползень! Ошибка природы и человечества! Как может существо с головой не отличить тритий натрия от натрия с тритием! Господи, почему мне не дано права убивать дураков!
В алхимической башне я и затаился – в уютной нише рядом с винтовой лестницей.
Скучать там не приходилось. Один за другим по лестнице скатывались ученики. Кто-то матерился. Кто-то плакал. Кто-то еле плелся.
– Больше ни ногой, – ворчал хлипкий паренек. – Я сбегу из этого ада!
Вот это контраст! Лева Вейсман спускался по лестнице чинно. Напевал под нос модный шлягер:
«Весь покрытый зеленью,
Абсолютно весь,
Остров невезения в океане есть.
Там живут несчастные орки дикари.
На морды все ужасные, добрые внутри».
Будет тебе сейчас Остров невезения. Я резко шагнул к нему.
От неожиданности он даже «мяу» сказать не успел, а уже был в присмотренном мной заранее небольшом помещении, среди ведер, швабр и щеток. Руку я ему заломил за спину. А лбом прижал к холодной каменной стене.
– Ну что, воришка, отбегался? – мрачно прошипел я.
– Чернобородов, это ты? – голос его был тонкий, испуганный, и Вейсман тщетно пытался вернуть ему гордое звучание, но неизменно срывался на петуха.
– А как ты догадался?
– Отпусти!
– Хорошо.
Я отпустил его и посветил в глаза фонариком размером с авторучку, который всегда таскал с собой.
– Признаваться в проникновении в жилище будем? – спросил я уже спокойно.