Осколки - страница 44

Шрифт
Интервал


– Что ты себе позволяешь?! Я вызову полицию, ты грабишь меня?

Дэниел вначале испугался, а потом подошел к ней. Начал хватать ее за руки и говорить:

– Успокойся, никто не грабит тебя, тебе показалась.

Элеонора, вырываясь, продолжала кричать, от опьянения проглатывая слова:

– Вор! Вор! Помогите!

У них завязалась борьба. Она набросилась на него, он вначале пытался остановить ее, а потом с фразой «Ах ты дрянная девчонка!» начал разрывать на ней платье, затем перевернул, прижал голову к дивану и начал насиловать ее, закрывая рот подушкой.

– Ты сама напросилась! Ведешь себя, как последняя стерва, ты заслуживаешь такого обращения!

Элеонор кое-как вырвалась, подбежала к столу и схватила сервировочный нож. Рыдая взахлеб, она двумя руками подняла нож перед собой.

– Только попробуй подойти! Клянусь богом, я убью тебя, я убью тебя!

Дэниел, застегивая брюки, пытался успокоить ее, говорил, чтобы она опустила нож, но потом, поняв всю сложность сложившейся ситуации, резко выбежал из номера.

Элеонор еще минуту простояла на одном месте, рыдая и с силой сжимая в руках нож, затем, спотыкаясь и чуть не падая, побежала, закрыла дверь на засов, облокотилась на нее спиной, медленно скатилась на корточки и начала очень сильно рыдать. Она была абсолютно раздавлена, ей не хотелось жить. Алкогольный туман в голове создавал полный раздрай, она не понимала, что с ней происходит, почему мир такой жестокий. Не успела она влюбиться в Алекса, как он впал в кому, а теперь еще его друг напоил ее и изнасиловал.

«Я не хочу так дальше жить, почему я? За что мне все это?» Элеонора, свернувшись калачиком, пролежала возле двери до самого утра, мысли терзали ее всю ночь, она стонала и плакала. С утра она прогнала официанта, который принес ей завтрак в номер, ей не хотелось никого видеть, отвращение и апатия съедали ее изнутри. Она не пошла на работу, большую часть дня сходила с ума: она ходила, стонала, кричала, стучала ногами и руками об диван, рыдала и только ближе к вечеру смогла успокоиться.

Она целый час стояла под прохладным душем. Казалось, что она замедлила свое сердцебиение и все жизненные импульсы. Она была неподвижна – сторонний наблюдатель, увидев ее, явно сказал бы, что он видит перед собой не живую, а всего лишь очеловеченную куклу. Только лишь глаза выдавали ее: она очень часто зажмуривалась и моргала.