Так и пролетели добрые полчаса. А мне нужно еще поесть, чтобы принять лекарства. Мой взгляд снова упал на платок. Голова отказывалась думать, но я все равно заставила себя выстроить цепочку мыслей: что, мать его, сегодня произошло?
В первый раз за двадцать два года ко мне кто-то так добр и снисходителен. Так доброжелателен и действительно заинтересован в том, чтобы помочь мне. Я плотно сжала губы и нахмурилась. Искренне не понимаю его намерений, но мне все равно следует быть настороже.
Обычно так и началась моя "дружба" со сверстниками в начальной и средней школах. Кто-то мне помогал по доброте душевной, я видела намек на интерес к моей персоне и отдавала человеку всю свою энергию и большую часть времени. А человек-то и не хотел особо дружить со мной, как выяснялось позже. Непозволительно позже. Я с грустью сжала платок тонкими бледными пальцами. И тут же удивилась: откуда во мне столько грусти? Казалось, что всю ее я выплакала еще там, в доме родителей. А вот о нем думать о нем вообще не хотелось: я поклялась себе после переезда сюда никогда больше не вспоминать подробности тех времен.
Я стала такой именно из-за них. Точнее, из-за того, что они делали со мной. А еще точнее, из-за того, что они сделали из меня. Наверное, если бы не они, я стала бы кем-то вроде Максвелла или Миланы: добродушной простушкой, для которой друзья, путешествия и тусовки – самое важное в жизни. Но увы, ничего из вышеперечисленного не волнует меня абсолютно. Единственное, что беспокоит меня – это как бы закрыть все счета и не умереть от голода и болезней. У меня проблемы с щитовидной железой, желудком и целый спектр заболеваний спины и ног. От щитовидки и живота приходится каждый день пить лекарства, а с остальным приходится смиряться.
А однажды даже из-за того, что маменька с папенькой наплевали на мою аутоиммунную болезнь, я чуть не умерла. Это был первый раз, когда я была на волоске от смерти. Второй раз маленькая я опрокинула на себя ковш с кипятком; на животе до сих пор уродливые следы от ожога. Дряблая, сморщенная кожа, немного обвисшая, и смотрится просто омерзительно на моем бледном тощем теле. Третий раз я попала под машину, а от четвертого на моей левой руке зияют продольные толстые шрамы на запястье.
Я повесила платок на батарею в ванной, скудно перекусила тем, что осталось в холодильнике, снова обработала рану и отправилась спать. Удивительно, но мне не спалось; такого не случалось по крайней мере несколько лет. Глаза слипались и все тело ныло от усталости, но разум раз за разом находил новые мысли, не дающие мне уснуть.