Многое изменилось. Последние 30 лет были направлены на войну. Все для нее. Все жили для войны. Были утрачены произведения искусства, ценные книги, исчезла литература; духовные ценности потеряли смысл; была утрачена любовь, дружба, сочувствие, сострадание. Был утрачен покой. Покой получали только покойники. Совсем недавно официально утвердили статус пенсионов. До этого, пожилые люди (пенсионы сейчас) вынуждены были работать на благо Города до конца жизни.
Полковник был и рад этому статусу и огорчен его принятием. До утверждения он хоть кому-то был нужен. Он работал на заводе (это после сорока лет службы!) производящем оружие. А сейчас…
А сейчас он сидел на веранде и читал газету. Шесть листов бесполезной информации. В ней писали все то же. Уже сорок лет войска города одерживают победу за победой, а война не заканчивается.
Отложив газету, Витренюк закрыл глаза. Так он сидел долго, ни о чем не думая, давая отдохнуть мозгам. Незаметно для себя он уснул.
Проснулся он от какого-то шума. Полковник стал оглядываться по сторонам, пытаясь понять, что же случилось, когда сообразил, что шум исходит из его дома.
Зайдя в дом, он направился в сторону звука. Проходя по коридору, он зацепился за ведро и окатил себе ноги водичкой.
Проклиная ведро и ругаясь на чем свет стоит, он влетел в комнату. Шум в ней стоял невообразимый. Играла музыка. Полковник остолбенел. Какой-то старый гимн. Но удивило его не это. Музыка лилась из радиолы шестидесятилетней давности. Она стояла на столе в качестве подставки и места для хлама.
«Но она не может работать. – Подумал полковник. – Я сам вынул и выбросил детали этой старой жестянки».
Его размышления остались при нем, а радио продолжало свой концерт. Витренюк стоял посреди комнаты, а гимн сменила роковая композиция. Радиола надрывалась грубым голосом
Мы согласны жить в общагах, нам не надо ни хрена
И любой мы жизни рады, только б не пришла война.
И народу наплевать:
Тьху!
Только б не было войны
Только б не было войны
Только б не было войны
Витренюк все еще стоял, когда закончилась песня и воцарилась тишина. Только тогда он присел на стул. Он забыл о мокрых ногах, о том, что у радиолы только корпус, забыл, как его зовут.
Радио снова ожило. Теперь оно разговаривало.
– Добрый день, товарищ.
Тишина в эфире.
Витренюк тупо смотрел на стену.