Она сняла с него ботинки и положила его ноги на кровать. Он заплакал и уснул.
Проснулся он скоро и, с трудом поднявшись, поплелся на кухню извиняться. Он всегда извинялся.
Она сидела, склонившись над ведром, и чистила картошку.
– Лиза, – язык плохо повиновался, – ты пойми. Я-то сам этого… тоже плохо. Пойми! А?
– Есть будешь?
Он положил ей руку на плечо и тяжело плюхнулся на соседний табурет, стараясь преданно заглянуть в ее глаза:
– Ты, Лиза, этого… пойми. Нас на базу сослали, капусту там перебирать всякую. Погнила она там. Я этого не хотел. Верь, Лиза, я же обещал.
– Эх, Коля, Коля! – вздохнула она. – Сынка же губишь. Сам посуди, да не мотай головой-то! Губишь, губишь. Сколько раз уже говорено? Эх, сыночек! Он-то еще мальчонка совсем, а, на тебя глядючи, чего вытворяет?
– Ты, мать, ему втолкуй.
– Я же одно толкую, а ты ту же минуту его обратно растолковываешь. Эх, Коля, Коля! Поди, хотя бы умойся, да тапки надень. Ноги-то об пол застудишь.
– И без того парилка. С того все и пошло. Выпил-то я не густо, да в брюхе было пусто, да еще и жара эта. Не казни.
– Давай, давай, хоть щец поешь.
– Ага. Знаешь, Лиза, я же тебе сюрприз приготовил! Сейчас преподнесу.
Она удивленно посмотрела на мужа:
– Чего еще?
– Во, во, погоди!
Он заспешил в комнату, но, зацепившись плечом за косяк, чуть не упал и дальше пошел осторожно, не торопясь. Скоро вернулся назад с сумкой.
– Во, во, погоди!
На стол посыпались обрывки газет, черствые хлебные корки, пробка, мятая пачка папирос, и, наконец, появился более-менее аккуратный среди этого хаоса сверток.
– Во!
Сбросив на пол бумагу, он поставил перед женой блюдечко и пузатую в горошек чашку.
– Эх, Коля, Коля!
Она погладила его по щеке и даже улыбнулась.
– Помнишь? – спросил он, шмыгнув носом.
– Помню.
– Я-то, как один раз на нее случаем глянул, еще с недельку назад, так, поди, сразу вспомнил. Решил: деньги дадут, пойду и преподнесу тебе хотя бы одну, – он с довольным видом смотрел то на жену, то на свой подарок.
– Спасибо, Коленька!
– Домой ехал, все боялся – побьется она в сумке, ан – нет. Довез, гляди-ка. Это ж сколько их тогда было?
– Шесть, Коленька. Шесть штучек и все как одна. Помнишь, значит?
– Как же! Мы их после свадьбы-то и прикупили, а Федька их все разом и разбил.
– Да. Он тогда это первый раз пошел. Я-то его держала, а ты в другом конце комнаты и кликнул. Он как потопал, потопал, я и обомлела вся. Гляжу, а глазам своим и не верю – идет! Идет, как сейчас помню. После упал, а за салфетку-то и схватился ручонкой, и все чашки об пол. Вот, ты-то хохотал! – она вздохнула и взглянула на мужа.