Я бросилась к ним. Первым навстречу мне встал Константин, затем я увидела Анастасию Захаровну с колодой карт в руке и еще двух соседей, с которыми иногда встречалась на лестнице, но знакома не была. Это был мужчина лет пятидесяти с большим пивным животом и бледная астеничная девица, вероятно, художница, поскольку я часто видела ее со складным мольбертом.
– Людмила, вы тоже здесь? – взволнованно и виновато, как мне показалось, спросил Константин.
– Да. Только очень хотелось бы понять, где именно находится это «здесь», – заикаясь, но пытаясь взять себя в руки, промямлила я.
– Похоже, что мы попали в далекое прошлое или какую-то параллельную реальность. Но это точно не наша действительность, – со вздохом ответил мне Константин.
Все остальные хранили гробовое молчание и только переводили взгляд с нас на стоящего за моей спиной бородача в волчьей шкуре. Шок, страх, отчаяние и уныние застыли на лицах моих соседей. Выражение собственного лица я сейчас видеть не хотела бы.
– Что вы смогли понять за прошедший день? – поинтересовалась я у Константина, пытаясь разговором развеять пелену растерянности и ужаса, накрывшую всех нас с головой.
– О каком дне вы говорите? – удивленно посмотрел на меня сосед. – Мы очнулись на берегу реки среди костров, собак, похожих на волков, и людей в волчьих шкурах с час назад. Нас только что привели сюда. О каком же прошедшем дне вы говорите?
– Я отправилась за вами с помощью записи своего пения через день.
– Значит, у нас день, а здесь час? Но зачем вы это сделали, Людмила? – схватился за голову Константин.
– Я ничего не могла понять, волновалась и просто прослушала запись.
Я совсем забыла, что за моей спиной стоит абориген в волчьей шкуре. Но мне пришлось вспомнить о нем, поскольку в моей голове настойчиво зазвучали вопросы:
– Что это за люди? Зачем вы сюда пришли?
Я повернулась к своему спутнику и сказала:
– Это мои друзья. Мы не знаем, как мы сюда попали. Мы никому не хотим причинять зла. Мы только хотим вернуться домой. Мы живем в совсем другом мире.
Я не знаю, насколько понял меня абориген, но он ушел. Зато мои уши слушали многочисленные вопросы, задаваемые взволнованным Константином:
– Ты слышишь его? И ты его понимаешь? Что он сказал?
От волнения Константин перешел на «ты». Я сделала то же самое:
– Нет, я ничего здесь не слышу, вообще никаких звуков, кроме наших голосов. А ты?