В отличие от пышных дворцов аристократов, высоких замков и особняков, которыми были усыпаны верхние ветви Царь-древа, палатки Цветочных врат, наоборот, казались маленькими и невзрачными. На первый взгляд.
Знать соревновалась друг с другом, выставляя напоказ свои богатства и привилегии. Мужчины участвовали в турнирах, демонстрируя доблесть и прыть. Покупали любовниц, просто чтобы продемонстрировать своё могущество и благосостояние. Содержали стражу, сравнимую с небольшой армией, покупали корабли, даже если не собирались на них плавать. А девушки сверкали нарядами, украшениями и даже пудрили кожу, стараясь, не дай боги, не прослыть полукровками – в особенности если их семья совсем недавно перебралась на Царь-древо с одного из островов. Их валютой были даже не золото и осколки – общественное мнение, вот что ценилось здесь. И люди продавали себя без остатка. Со всеми потрохами, если кто-то давал хорошую цену.
Торговцы в Цветочных вратах были честнее. Тем, кто смог оказаться здесь, не требовалась лишняя реклама. Им не нужно было врать, изворачиваться, тянуть в свою обитель покупателей, будто осьминог, вцепившийся в свою жертву всеми щупальцами. Они… помогали. Оказывали услуги. И, даже если на людях торговцев ни во что не ставили, Эндрил знал – их уважали на Царь-древе не меньше, а может, и больше продажных и беспринципных лордов.
И всё же бедняками торговцы тоже не казались. Конечно же, ведь бедный торгаш – сродни фрегату без парусов, солдату без меча или королю без короны. Просто действовать им приходилось более тонко и изящно.
Ларёк, перед которым остановился Эндрил, исключением не был.
Тканевый шатёр был сшит из ниток тёплых цветов – жёлтых, коричневых, оранжевых, с вкраплением зелёного – и почти сливался с окружением. Одним богам было известно, где торгаш нашёл столько дорогих оттенков красителей. В паре шагах от шатра – крохотный загон, в котором ездовой карус без аппетита клевал зерно. Рядом – табличка, с аккуратно выжженными буквами: имя продавца, ничего больше. В качестве прилавка – украшенная резьбой двухъярусная повозка, накрытая скатертью.
На скатерти взгляд Эндрила задержался.
Белая атласная ткань, на которой тонкие золотые линии сплетались в замысловатый узор. Почти идеальный, но лишь почти, что выдавало ручную работу. На одну такую скатерть у швеи могла уйти неделя, если не больше. Настоящая картина от мастера своего дела, которая не затерялась бы даже во дворце. Произведение искусства, спрятанное от невнимательного взора и служащее лишь для того, чтобы разложить товар.