– Да? – озадачилась няня. Посмотрела на меня с состраданием, словно на любимого, но непутевого ребенка. И эта жалость кольнула… По крайней мере я попыталась…
Няня тревожно глянула на небо, где солнце уже начало клониться к закату, потом на меня.
– Пора, – кивнула я. Тепло обняла и распрощалась с обещанием навестить еще.
Домой возвращаться не хотелось, и чем ближе я подходила к усадьбе, тем тяжелее становился шаг.
К воротам не пошла, свернув к боковой калитке. Проскользнула внутрь и, крадучись, по теням двинулась к своим покоям.
Солнце светило низко, размазывая густые тени по двору. С пруда тянуло свежестью, и первые тростниковые лягушки пробовали голос, вступая в хор с цикадами. Крыши нежно розовели, а дорожки погружались в полумрак.
На крыльце, освещенной закатом, стояла моя служанка, любуясь браслетом на запястье. Точеный нефрит изящно подчеркивал белизну кожи и действительно был хорош, но проблема была в том, что браслет принадлежал мне.
День оказался неожиданно тяжелым. Меня несколько раз скидывали с вершины славы, втаптывали в грязь, так что мое терпение несколько истощилось.
Служанка испуганно взвизгнула, когда я ухватила ее за плечо, грубо впихнув внутрь дома. Перехватила за руку, заставляя отступить к стене.
– Г-г-госпожа? – насмерть перепугалась она, глядя в мое перекошенное лицо. – Вы вернулись? – попыталась улыбнуться она.
– Как давно ты воруешь мои украшения, Сун Лань? – ледяным тоном уточнила я, с силой стискивая запястье и ощущая прохладу нефрита под пальцами.
Служанка побледнела. Глаза забегали.
– Вы о чем? – она облизнула губы, а память подкинула несколько случаев, когда я не могла найти тот или иной подарок отца. И, кажется, я давно ее подозревала, но обвинять не решалась, боясь, привлечь внимание отца. Но сейчас мне нужна была ее лояльность, пусть и построенная на шантаже.
– О твоем воровстве, – прищурилась я. – Как думаешь, что скажет управляющий, если я сейчас приведу тебя к нему с этим?
Я подняла ее руку, на которой молочно зеленел нефритовый браслет.
Служанка оценила решительность моего лица и рухнула на колени:
– Не губите! Не виновата я. Соблазнилась примерить, – и она умоляюще захлопала ресницами, глаза заблестели, а губы мелко задрожали. Я оценила представление. Кто-то надеется мою мягкосердечность. Но день сегодня был разочаровывающе тяжелым.