Боорсок бий понимающе кивал. Он знал цену таким словам – не в золоте или скоте измеряется она, а в жизнях людей, в благополучии родов, в будущем детей и внуков. Каждое решение, принятое здесь, в этой юрте, под высоким небом Тянь-Шаня, могло означать жизнь или смерть, богатство или разорение, мир или войну для сотен семей.
Они говорили о джайлоо – летних пастбищах, зелёных, как изумруд, сочных, как молодая трава после дождя. О том, как распределить их между родами, чтобы не было обид и раздоров. О том, как защитить эти пастбища от чужаков, чьи глаза загораются жадным блеском при виде тучных стад.
Говорили о караванных путях – древних дорогах, протоптанных копытами верблюдов и коней, политых потом и кровью предков. О том, как обезопасить эти пути, как извлечь из них пользу для своих родов, как сделать так, чтобы богатство, идущее по этим дорогам, приносило благо не только богатым и сильным, но и простым людям.
А когда речь зашла о будущих сезонах кочевок, в глазах обоих биев появился особый блеск – так блестит снег на вершинах гор перед рассветом. Ведь кочевки – это не просто передвижение людей и скота с места на место. Это сама жизнь народа, его дыхание, его путь под вечным небом. В правильно выбранном маршруте кочевья – залог выживания рода, его процветания, его будущего.
Иногда они замолкали, и тогда в юрте становилось так тихо, что можно было услышать, как потрескивают угли в очаге, как шелестит ветер в траве снаружи, как бьются сердца двух мудрецов, решающих судьбы своего народа. В эти минуты молчания, казалось, сами духи предков спускались с заснеженных вершин, чтобы подсказать правильное решение, направить мысли старейшин на верный путь.
Каждый жест в этом разговоре был значим. Когда Бирназар бий слегка наклонял голову, это означало сомнение. Когда Боорсок бий прикрывал глаза, это был знак глубокого раздумья. Когда их взгляды встречались, в этом была та особая связь между мудрецами, которая не нуждается в словах.
И только горы, древние и мудрые, молча наблюдали за этим разговором, зная, что от решений, принятых сегодня в этой юрте, зависит будущее не только отдельных людей или родов, но и всего народа, чья судьба неразрывно связана с этими вершинами, с этим небом, с этой землёй, политой потом и кровью предков.
В аилах есть особые люди – те, чья судьба отмечена печатью горя, но кто несёт своё горе с таким достоинством, что оно превращается в особую красоту, как превращается в жемчужину песчинка, попавшая в раковину. Такой была Айжаркын. Она двигалась среди праздничной суеты как лунный луч среди ночных теней – неслышно, незаметно, но её присутствие словно освещало всё вокруг каким-то особенным, печальным светом.