А вокруг них жизнь текла своим чередом – шумели праздники, звенели песни акынов, решались важные дела, заключались союзы между родами. Люди говорили о приданом, о калыме, о пастбищах и набегах, не замечая, как между двумя душами протягивается тонкая, но прочная нить – прочнее конского волоса, крепче стальной проволоки.
Такова уж природа судьбы – она приходит неслышно, как подкрадывается ночь к горным вершинам. Она плетёт свой узор тихо и незаметно, как паук плетёт паутину в утренней росе. И люди, даже самые мудрые, не могут разглядеть её работу, пока она не будет завершена.
А может быть, духи предков, незримо присутствовавшие на этих празднествах, уже видели то, что было скрыто от глаз живых? Может быть, они уже знали, что эти двое – умудрённый жизнью бий и молодая вдова – станут звеньями в цепи событий, которые изменят судьбу не только их самих, но и всего народа?
Горы молчали, храня свои тайны. Они видели много судеб, много встреч и расставаний, много начал и концов. Они знали, что всему своё время – время сеять и время собирать, время плакать и время смеяться, время терять и время обретать. И сейчас было время, когда новая история только начинала писаться – не чернилами на бумаге, а невидимыми письменами судьбы на страницах человеческих жизней.
И только ветер, этот вечный странник, носитель древних тайн и вестник будущих перемен, тихо шептал что-то, облетая юрты, касаясь лиц спящих людей, играя с волосами детей. Может быть, он уже знал то, что должно было случиться, и пел свою бесконечную песню о судьбах, что переплетаются, как корни деревьев в горах, образуя новую, более крепкую основу для будущего целого народа.
Рассвет в горах приходит не сразу – сначала он осторожно трогает самые высокие вершины, словно пробуя, готов ли мир к новому дню. Потом медленно спускается по склонам, заглядывает в ущелья, будит спящие травы. В то утро он пришёл особенно осторожно, будто понимая важность момента, будто зная, что этот день станет поворотным в судьбах многих людей.
Первые лучи солнца ещё только пробивались сквозь прозрачную ткань рассвета, а аил уже жил особой жизнью – той тревожной и радостной суетой, что всегда сопровождает большие прощания. В воздухе висела та особая печаль, которая приходит с окончанием праздника, когда радость достигнутого смешивается с грустью расставания, как смешиваются в горной реке воды двух разных потоков.