Старики, видя мальчика на берегу, качали головами и говорили, что в нём живёт душа древнего сказителя – только такой человек может часами сидеть у воды, слушая голоса природы и разговаривая с духами предков. А может быть, добавляли они шёпотом, в нём проснулась кровь его матери – той удивительной женщины, что принесла в их род новую силу и мудрость.
Бирназар бий, наблюдая издали за сыном, узнавал в его одинокой фигурке на берегу своё собственное горе. Но в то же время он видел в этом мальчике, так по-взрослому переживающем утрату, продолжение себя, своего рода, всего народа. Ведь только тот, кто умеет так глубоко чувствовать, сможет стать настоящим человеком, достойным памяти предков.
А Иссык-Куль, видевший на своём веку множество человеческих судеб, принимал боль мальчика, баюкал её своими волнами, постепенно превращая острую тоску в светлую память, которую Жылкыайдар пронесёт через всю свою жизнь, как самое дорогое сокровище.
Когда Жылкыайдару минуло двенадцать лет – тот возраст, когда мальчик начинает искать свой путь в жизни, когда в его сердце просыпается зов предков, он пришёл к Бирназар бию. Было раннее утро, когда первые солнечные лучи только начинали золотить верхушки юрт, а в воздухе ещё витала прохлада, принесённая ночным ветром с гор.
Бирназар бий сидел у входа в свою юрту, наблюдая, как табунщики выгоняют коней на утренний водопой. Он заметил приближающегося сына и что-то дрогнуло в его сердце – была в походке Жылкыайдара та особая решимость, что появляется у человека, готового произнести слова, способные изменить его судьбу.
"Отец," – голос мальчика звучал твёрдо, хотя в глубине его всё ещё угадывались детские нотки. "Я хочу научиться искусству коневодства. Позволь мне пойти к пастухам и мастерам выращивания скакунов. Я чувствую, что это мой путь, что сама кровь зовёт меня к этому древнему искусству."
Бирназар бий внимательно всмотрелся в лицо сына. В глазах Жылкыайдара горел тот особый огонь, что не спутаешь ни с чем – огонь призвания, истинного предназначения. Такой взгляд старый бий видел у великих мастеров своего дела – у прославленных воинов перед битвой, у мудрых сказителей перед началом сказания, у искусных коневодов, чьи руки понимают язык лошадиных душ.
Помолчав некоторое время – ровно столько, сколько нужно, чтобы дым от очага поднялся к небу и растворился в утреннем воздухе, – Бирназар бий кивнул. Он понимал: это не просто детская прихоть, не минутное увлечение. В словах сына звучала та же сила, что когда-то влекла и его самого к лошадям, что течёт в крови всех истинных кыргызов.