Кот Васька фыркнул:
– Вы все с ума сошли. Это просто лужа.
В этот момент из-под земли вылез крот Архип, маленький и колючий.
– Я слышал, тут кто-то копает новую Вселенную? Я помогу!
И он начал копать нору. Через минуту вода начала стекать туда, и Альфонс недовольно хрюкнул:
– Эй, я тут отдыхаю!
Тут лужа заговорила. Её голос был похож на журчание ручья и ворчание грозы:
– Я миллионы лет жду, когда меня поймут, а вы спорите, как дети! Один видит звёзды, другой – спортзал, третий лепит планеты… А я просто лужа. И я прекрасна такой, какая есть.
Лужа вздохнула и по её поверхности пробежала рябь, как дрожь по коже.
Она была не просто водой – она была душой мира, в которой отражались все его трещины и сияния. И каждая трещина была дорогой к чему-то большему, к чему-то, что нельзя увидеть, но можно почувствовать.
Альфонс замечает, что трещина в луже повторяет форму Млечного Пути. Марфа понимает, что её «неудачные» яйца красивее идеальных.
Альфонс пробормотал:
– Ну, раз уж ты такая умная, скажи, почему я так счастлив?
Лужа ответила:
– Потому что ты не пытаешься быть кем-то. Ты просто свинья. Ты – как лист, который плывёт и радуется, что не тонет.
Гусь Аристарх снял очки и вздохнул:
– Может, Вселенная – это просто то, что мы видим перед собой.
Кот Васька потянулся:
– Тогда я иду спать. Самое удобное место во Вселенной – моя подушка.
Курица Марфа подобрала оставшиеся яйца:
– Пусть это не планеты. Но они красивые.
Пёс Барбос радостно вилял хвостом:
– А можно мне ещё одно?
Крот Архип прошептал:
– Кажется, я испортил лужу…
Лужа рассмеялась:
– Не волнуйся. Лужи умеют восстанавливаться.
Когда вода вернулась, в ней отразились все сразу: гусь, курица, кот, пёс, крот и свинья.
– Вот и вся Вселенная, – подумал Альфонс, закрывая глаза.
Барбос подобрал крышку от бутылки и побежал с ней по двору, радостно гавкая:
– А можно мне теперь мячик-Вселенную?
Крышка звенела, как колокольчик, и этот звук разносился по всему двору, будто звал всех забыть о совершенстве и просто играть.
Альфонс закрыл глаза. Ему снилось, что он – капля в огромной луже, и каждая капля поёт свою песню. А когда он проснулся, на месте лужи осталась лишь влажная земля, но где-то вдали звенела крышка от бутылки, унесённая Барбосом. И этот звон был похож на смех – тихий, настойчивый, вечный.