Твоя Мари. Флешбэки - страница 10

Шрифт
Интервал


Я никогда не мог понять, почему это происходит – мне после экшена хотелось максимальных ощущений от ее разгоряченного поркой тела, хотелось трогать, прижиматься, чувствовать ее, а Машка, наоборот, отстранялась и предпочитала переживать собственный сабспейс без каких-то воздействий извне. Это казалось мне странным, лишало нашу Тему какой-то эмоциональной составляющей – я так это чувствовал. Выходило, что я для Машки всего лишь удобный девайс, инструмент, при помощи которого она реализует свои желания, а потом убирает в шкаф до следующего раза. Это злило – я Верхний, я много чего умею и могу, кроме вот этого – справиться с собственной нижней и сделать все так, как хочется мне.

Эти мысли, в который раз пришедшие в голову именно сейчас, вдруг распалили мое эго настолько, что я, не ожидая от себя такой реакции, рывком поднялся, схватил Машку за безвольно лежавшую на кровати руку, рванул к себе, развернул, совершенно не считаясь с тем, что ее иссеченная спина сейчас влипнет в простыню, и вломился в нее со всей дури так, что Машка издала даже не стон, а какой-то вскрик, попыталась вырваться, но я был в три раза крупнее, потому из ее попытки ничего не вышло. Я с таким остервенением двигался в ней, что в какой-то момент, когда в голове чуть прояснилось, даже испугался, что могу нанести травму, но потом отбросил эту мысль. «Не понимаешь по-хорошему, будет вот так…»

Повинуясь взбесившемуся внутри дьяволу, я, не соображая, что делаю, положил руку на Машкино горло и начал сжимать пальцы. Она, видимо, поняла, что сопротивлением сделает хуже, потому внезапно затихла, перестала биться подо мной, обмякла и закрыла глаза. Ощущение от ее неожиданно ставшего таким податливым тела окончательно оторвало мне голову, и я кончил, заорав так, что едва не оглох сам. Рухнув рядом с Машкой, я понял, что моя рука так и лежит на ее горле, но пальцы, к счастью, разжались, и Машка дышит, хоть и старается делать это как можно незаметнее.

Я обнял ее, прижал к себе, обхватив обеими руками вздрагивающее тело, уткнулся в шею и пробормотал:

– Прости, Машуля… не смог сдержаться… – и понял, что она плачет. – Тебе больно? – она отрицательно мотнула головой – ну, действительно, что за идиотский вопрос, когда бы она призналась в подобном? – Ты испугалась? – снова тот же отрицательный кивок головой. Я разозлился, сел, выпустив ее из объятий: – Тогда – в чем дело?