– О, об этом знает весь город! Царю – и подать кобылицу… что с ним стало?
– Отец не успел на нее сесть, поэтому просто высекли, и все.
Инну и Шемхет задорно переглянулись. Потом Инну продолжила:
– Ну, тогда ты знаешь все дворцовые сплетни… Хотя вот свежая! Помнишь, два месяца назад привели в гарем новую рабыню? Невысокую, с берегов Нила.
– Я видела ее, но не знаю имени, – ответила Шемхет.
– Она оказалась в тягости. Никто не знает, то ли ее привезли такой во дворец, то ли уже здесь… Будут ждать ее родов и потом отсчитают сроки, чтобы решить, как быть с ней и ребенком.
Шемхет раньше деревенела, когда слышала истории про беременности рабынь из гарема. Но рабынь было много, такие истории – часты, и сейчас ей показалось только, будто что-то холодное коснулось на мгновение сердца. Она даже не вспомнила о своей матери.
Вдруг позади раздался гомон. Оказалось, пришла Неруд, а с ней трое мальчишек, которые без устали носились вокруг нее.
Неруд была самой старшей и самой прекрасной из детей Амель-Мардука. Говорили, будто в ней воплотилась ее бабка, мидийская царевна Амитис, ради которой Навуходоносор построил знаменитые висячие сады. Они возвышались прямо у Евфрата каскадами, водопадами зелени – диковинных растений и цветов, чьи названия знали лишь немногие. В них жили прекрасные птицы – звонкоголосые, с подрезанными крыльями. Там и тут располагались небольшие фонтанчики чистой воды. Люди говорили, что таких чудес больше нет в мире, и слава их полетела по всем краям.
Северная царевна гуляла в тени своих садов, спасаясь от беспощадного вавилонского зноя. Однажды там же, среди садов, умерла от неизвестной хвори. Или просто от тоски.
Она родила к тому времени двоих – отца и дядю – и носила под сердцем дочь.
Навуходоносор велел больше не поднимать туда воду, и все диковинные растения и цветы, привезенные с севера, умерли от жажды. То, что составляло великую славу Вавилона, царской же рукой было небрежно брошено в пыль, словно заявление: поглядите, как мало я ценю то, что добыто великим трудом!
Он был расточителен и жесток, великий царь Вавилона.
Отец Шемхет, Неруд и Инну, Амель-Мардук, не был ни жесток, ни велик. Придворные поэты славили его разум и умеренность, но лишь немногие догадывались, что за всем этим скрывается нерешительность, непозволительная для царя вавилонского.