Я жду, что она велит ему замолчать. Или успокоит его какой-нибудь фразой о том, что взрослые не лазают по деревьям. Но она вытирает руки об округлые выпуклости своей обтянутой джинсами задницы и говорит:
– Не знаю. Давай посмотрим.
Моя рука, держащая пиво, застывает, пока я наблюдаю, как взрослая женщина взбирается по толстому стволу дерева.
– Она что, сумасшедшая? – бормочу я, прежде чем сделать еще один глоток.
Ретт фыркает:
– Немного. Но в хорошем смысле.
Люк возбужденно дрыгает ногами, наблюдая за ней.
– Не поднимайся слишком высоко! Что, если ты там застрянешь?
– Ну, тогда ты меня спасешь, – отвечает Уилла с дерева, забравшись, судя по всему, гораздо выше, чем я предполагал.
– Я слишком маленький. Но мой папа тебя спас бы! – Ее раскатистый смех доносится до нас на террасе. Он все такой же обезоруживающий, как и утром.
– Ну не знаю, Люк. Вероятно, он был бы только рад меня здесь оставить.
Я сжимаю губы. Она не так уж не права. Моя жизнь была бы гораздо проще, если бы она не прискакала сегодня утром в Честнат Спрингс. Да и мой член был бы намного мягче.
– А вот и нет. Он всем помогает, – отвечает сын, и у меня замирает сердце. Иногда я задумываюсь о том, каким он меня видит, как я выгляжу в его глазах. И этот ответ пронзил меня до глубины души.
– Похоже, у тебя замечательный отец, – тут же отвечает Уилла, уже немного запыхавшись. – Ты везунчик.
– Да… – Люк задумчиво молчит. – А вот мамы нет. Она переехала и не навещает меня.
Брат громко втягивает воздух и бросает взгляд в мою сторону.
– Черт возьми, дети говорят буквально все, что приходит им в голову, да?
Я сглатываю и киваю. Я приложил немало усилий, чтобы оградить Люка от его матери: от ее выбора, от того, какой она человек.
Я не хотел, чтобы он когда-нибудь почувствовал себя нежеланным.
Уилла спускается на землю, вытирает руки друг о друга и приседает перед моим сыном. Она поднимает голову, смотрит ему в глаза и улыбается, гладя его по ладошкам.
– Хреново быть ей, потому что ты едва ли не самый крутой парень из всех, что я когда-либо встречала.
Она не использует какой-то грустный или детский тон, а просто разговаривает с ним как нормальный человек.
– Черт возьми, – ругаюсь я под нос, потому что только что она фактически сама себя наняла.