– Мама, ты не понимаешь? Все сны не спроста. Я тебе никогда не говорила, но несколько раз в жизни мне снились вещие сны. А вдруг эти сны тоже что-то значат?
Мама взяла меня за плечи с двух сторон и чуть встряхнула.
– Они значат только одно: ты не хочешь отпустить Шандора. Но тебе надо признать, что он умер и его больше нет. Перестань мучить себя. Смирись и подумай о сыне. Ему нужна здравомыслящая мать.
– Я все равно поеду туда на сорок дней, – высвобождаясь из рук мамы, сказала я твердо.
– Ох, Лиза, не кончится это добром.
– Мама, ты постоянно об этом говоришь и только привлекаешь беду.
– Что ты собираешься делать в селе?
– Сначала я схожу на кладбище, а потом к Глебу. Мне нужно с ним снова поговорить и до конца выяснить все обстоятельства гибели Шандора.
Мама всплеснула руками, но больше не стала со мной спорить. Она знала, что, если я что-то задумала, меня не переубедить. Она ушла к себе в комнату, а я взяла фотографию Шандора, которая стояла на прикроватной тумбочке, и внимательно всмотрелась в его глаза. Словно они могли мне что-то сказать. Может быть мама права, и я действительно не хочу отпустить Шандора, но и не реагировать на знаки тоже не могла. Шандор просил меня спасти его, и я должна понять, что это значит.
Я снова в поселке Шандора, только в этот раз доехала на такси до кладбища. На мне то же черное платье и туфли, что и месяц назад. Другое бы здесь было неуместно. Я не стала надевать косынку, спрятавшись лишь за черными очками, и легкий ветерок трепал мои локоны.
Раннее солнечное утро еще хранило остатки ночного дождя: земля была сырой, а воздух влажный и свежий. Наравне с радостным щебетанием птиц слышалось воронье карканье, которое будто бы напоминало, что и среди жизни может быть смерть. На могилах Шандора и Джофранки те же кресты и венки, только выгоревшие на солнце, те же фотографии.
Я положила на могилу Джофранки две гвоздики, а Шандору – розу. Одну, бордовую. Возможно, так не принято, но не могла взять две. Для меня он один. Навсегда.
Около могилы Джофранки установили деревянную лавку, которой прежде не было, и я села на нее, устремив взгляд на фотографию Шандора. Он также улыбался, но улыбка была чужой и не отзывалась в моем сердце. Если бы он нахмурил брови и чуть сжал губы, в нем было бы больше от того Шандора, которого я знала. Казалась незнакомой и расслабленная покатость его плеч… Разве он такой на тех фотографиях, которые остались у меня после фотосессии? Нет, здесь он совсем другой.