Отец любил работать и был не самым эмоциональным человеком: немного суровым, мало говорил и смеялся, но в его глазах я всегда видел какой-то позитив. Говоря "всегда", я имею в виду то время, когда мы еще не стали банкротами. Он жил не ради отдыха, а ради стабильности, а значит – работы. Всегда говорил, что в детстве повидал немало смертей, потому решил посвятить себя спасению и лечению людей. Когда я в первый раз услышал от него те слова, не понял, о чем они, а он, после моих расспросов, сразу отмахивался, мол, время откровений еще не пришло. Именно тогда я в первый раз увидел в его глазах капельку обиды и ностальгической грусти, которая исходила непонятно откуда. К сожалению, со временем я получил ответ и понял, что иногда неведение – это отсутствие барьера, отделяющего нас от собственного несчастья. Многие думают, что лучше быть в курсе всего плохого, лишь бы не жить в незнании, но опыт показал мне, что это не так. Человек должен заранее понять, какие знания и информация играют в его жизни важную роль, находя в себе силы отмахиваться от всего остального. Например, я бы не хотел знать историю жизни своего отца, потому что именно знание рождает во мне ненависть к нему, лишая даже самой мизерной возможности простить его.
Вернемся к переезду. В тот день мой отец преобразился. Не могу сказать, как именно, поскольку наше общение до того было не особо богатым, но я четко чувствовал в нем кучу негатива, которую он пытался всеми силами сдержать. Мужиком он был сильным и волевым, но когда мы ехали к деду, мама постоянно пыталась подбодрить его и поддержать, а тот даже не замечал, иногда даже хамил, как будто еще тогда знал, как всё кончится. Для него всё было настолько плохо, что выработанная закалка запросто сошла на нет, открыв канал для лавины дерьма. Эхх… Как иронично осознавать то, что человек может осознанно вести на бойню не только себя, но и своих близких. Он знал, чем рискует, как нам тяжело и что будет намного хуже, со всем этим преподносил себя как жертву. Я был малым и, конечно же, не осознавал всех этих тонкостей, но, дожив почти столько же, сколько он тогда, понял, что мужчина должен считать себя главой семьи не потому, что так требует кодекс и социальные правила, а он сам. Мой папаша был ростом почти метр девяносто, широкоплечий, с огромной спиной и железными руками. Был силен, как бык, суров, как капитан корабля, но в глубине души являлся ничем иным, как сопливым слабаком. Вот ты хотел отпустить слезу в дань уважения, а я начинаю ненавидеть еще больше…