Новь - страница 2

Шрифт
Интервал


– Скучает! – повторил с укоризной Остродумов. – Вот баловство! Подумаешь, занятий у нас с ним нету. Тут дай бог все дела обломать как следует – а он скучает!

– Письмо из Москвы пришло? – спросила Машурина погодя немного.

– Пришло… третьего дня.

– Вы читали?

Остродумов только головой качнул.

– Ну… и что же?

– Что? Скоро ехать надо будет.

Машурина вынула папиросу изо рта.

– Это отчего же? Там, слышно, идет все хорошо.

– Идет своим порядком. Только человек один подвернулся ненадежный. Так вот… сместить его надо; а не то и вовсе устранить. Да и другие есть дела. Вас тоже зовут.

– В письме?

– Да; в письме.

Машурина встряхнула своими тяжелыми волосами. Небрежно скрученные сзади в небольшую косу, они спереди падали ей на лоб и на брови.

– Ну что ж! – промолвила она. – Коли выйдет распоряжение – рассуждать тут нечего!

– Известно, нечего. Только без денег никак нельзя; а где их взять, самые эти деньги?

Машурина задумалась.

– Нежданов должен достать, – проговорила она вполголоса, словно про себя.

– Я за этим самым и пришел, – заметил Остродумов.

– Письмо с вами? – спросила вдруг Машурина.

– Со мной. Хотите прочесть?

– Дайте… или нет, не нужно. Вместе прочтем… после.

– Верно говорю, – пробурчал Остродумов, – не сомневайтесь.

– Да я и не сомневаюсь.

И оба затихли опять, и только струйки дыма по-прежнему бежали из их безмолвных уст и поднимались, слабо змеясь, над их волосистыми головами.

В передней раздался стук калош.

– Вот он! – шепнула Машурина.

Дверь слегка приотворилась, и в отверстие просунулась голова – но только не голова Нежданова.

То была круглая головка с черными, жесткими волосами, с широким морщинистым лбом, с карими, очень живыми глазками под густыми бровями, с утиным, кверху вздернутым носом и маленьким розовым, забавно сложенным ртом. Головка эта осмотрелась, закивала, засмеялась – причем выказала множество крошечных белых зубков – и вошла в комнату вместе со своим тщедушным туловищем, короткими ручками и немного кривыми, немного хромыми ножками. И Машурина и Остродумов, как только увидали эту головку, оба выразили на лицах своих нечто вроде снисходительного презрения, точно каждый из них внутренне произнес: «А! Этот!», и не проронили ни единого слова, даже не пошевельнулись. Впрочем, оказанный ему прием не только не смутил новопоявившегося гостя, но, кажется, доставил ему некоторое удовлетворение.