– Что сие означает? – произнес он пискливым голоском. – Дуэт? Отчего же не трио? И где же главный тенор?
– Вы о Нежданове любопытствуете, господин Паклин? – проговорил с серьезным видом Остродумов.
– Точно так, господин Остродумов: о нем.
– Он, вероятно, скоро прибудет, господин Паклин.
– Это очень приятно слышать, господин Остродумов.
Хроменький человек обратился к Машуриной. Она сидела насупившись и продолжала, не спеша, попыхивать из папироски.
– Как вы поживаете, любезнейшая… любезнейшая. Ведь вот как это досадно! Всегда я забываю, как вас по имени и по отчеству!
Машурина пожала плечами.
– И совсем это не нужно знать! Вам моя фамилия известна. Чего же больше! И что за вопрос: как вы поживаете? Разве вы не видите, что я живу?
– Совершенно, совершенно справедливо! – воскликнул Паклин, раздувая ноздри и подергивая бровями. – Не были бы вы живы – ваш покорный слуга не имел бы удовольствия вас здесь видеть и беседовать с вами! Припишите мой вопрос застарелой дурной привычке. Вот и насчет имени и отчества… Знаете: как-то неловко говорить прямо: Машурина! Мне, правда, известно, что вы и под письмами вашими иначе не подписываетесь, как Бонапарт! – то бишь: Машурина! Но все-таки в разговоре…
– Да кто вас просит со мной разговаривать?
Паклин засмеялся нервически, как бы захлебываясь.
– Ну, полноте, милая, голубушка, дайте вашу руку, не сердитесь, ведь я знаю: вы предобрая – и я тоже добрый… Ну?..
Паклин протянул руку… Машурина посмотрела на него мрачно – однако подала ему свою.
– Если вам непременно нужно знать мое имя, – промолвила она все с тем же мрачным видом, – извольте: меня зовут Феклой.
– А меня – Пименом, – прибавил басом Остродумов.
– Ах, это очень… очень поучительно! Но в таком случае скажите мне, о Фекла! И вы, о Пимен! Скажите мне, отчего вы оба так недружелюбно, так постоянно недружелюбно относитесь ко мне, между тем как я…
– Машурина находит, – перебил Остродумов, – и не она одна это находит, что так как вы на все предметы смотрите с их смешной стороны, то и положиться на вас нельзя.
Паклин круто повернулся на каблуках.
– Вот она, вот постоянная ошибка людей, которые обо мне судят, почтеннейший Пимен! Во-первых, я не всегда смеюсь, а во‑вторых – это ничему не мешает и положиться на меня можно, что и доказывается лестным доверием, которым я не раз пользовался в ваших же рядах! Я честный человек, почтеннейший Пимен!