Как интересно… думала я позже, в прочем, думала я так и намного раньше. Может, любви действительно нет. Ведь невозможно перейти всего лишь в один шаг, в полную черноты, ненависть. И может ненависть, действительно является самым настоящим чувством. Ведь словосочетание "Я тебя люблю!" – так часто обманчиво. И слишком, просто чрезмерно, так часто искренне "Я тебя ненавижу!" Что если ненависть является действительно самым искреннем проявлением абсолютной любви? И тот, кто вас никогда ни ненавидел, никогда по-настоящему и не любил.
В прочем на тот момент, как и в прочем ни куда не приводящие дальше вопроса, мысли и раньше, я об этом не думала. И, наверное, даже не хотела думать. И я просто начала лить всю свою боль на этого, собственно, ни в чем не виноватого парня. – "Что ты знаешь, вообще, о любви?" – чуть ли не кричала, или, может быть, не чуть, я на него. – "Ты хоть раз кого-нибудь сам любил? Все твои сны хоть раз заполнялись, как грузовые трюмы пробитого корабля водой, человеком, на ресницах которого тает вся твоя уникальность снежинки?»
И почему бы нам не оставаться снежинками? – позже думала я. Холодными, черствыми, абсолютно безымоционально безмятежными, не чувствовавшими ни радость, ни боль, ничего. Но я продолжала кричать. И чем сильнее доказывала я ему свою точку зрения, с опорой на Вселенную, тем больше лились мои слезы.
Почему я плачу? – думала я.
Думала я об этом и позже, уже после того, как проснулась на следующий день. Дин, рассказал, что у меня случился истерический припадок, и я даже набросилась на него, но так как в связи с чрезычайной или более как постоянной для такого вида заведения сложившейся ситуацией, на этаже собралось много сотрудников, которые меня и оттащили от Дина, вколов какой-то транквилизатор, который меня и отключил. И вот я лежала, и думала: "А может быть Дин был прав?!" – каждый раз когда я утыкалалсь в грудь того, кого я любила, каждый раз когда я впивалась словно пиранья в губы того, кто был мне дорог – я боялась… боялась, что однажды его не окажеться со мною рядом. И чем сильнее я боялась, тем крепче и, наверное, даже страстнее вгрызалась в него, желая, как можно, глубже проникнуть в него. И, наверное, если бы я могла перевоплащаться, я бы превратилась в маленького мозгового червя, способного управлять сознанием, и поселилась, медленно развиваясь у него в мозгу и сея идеи великой любви.