“Не буди лихо, пока оно тихо”, – предостерегающе прокаркал адвокат. Встык к этим кадрам был подклеен его собственный безумный вопль: “Лихо! Лихо!” – и виски, расплавленной карамелью стекающий по обоям под звон разбитого о стену бокала. Далее через вспышку изображение выходило на убогую фигурку в застиранной пижаме, слишком темную на контровом свете в проеме распахнутой двери. “Вы меня разбудили!” – Визгливо орала она. Потом – через черное поле – сотрясающий косяк удар захлопнутой двери, пренебрежительно брошенное им: “Ишь ты, лихо одноглазое” и – на рапиде микшером выведенная, та же фигурка в дрянной пижаме, теперь сидящая, закинув ногу на ногу, в кресле прямо перед ним.
Этот последний кадр уже явно был результатом бессовестного монтажа – во-первых, Леонид никогда не пригласил бы к себе эту замухрышку, во-вторых, уровень качества сразу же выдавал подлог: у сидящей напротив женщины не было лица, вместо него зияла пустота, как если бы, прокеивая изображение на новый задник, инженер не сумел оторваться от хромакея исходника. “Какого же цвета у нее лицо? Синего?” – Машинально подумал Леонид. Как-то его записывали в останкинской студии для программы “Время деловых людей”. Режиссер тогда настоял на том, чтобы он сменил великолепный синий, отдающий в фиолетовое (BlueBalestro) пиджак на песочно-коричневый. “Вы же видите, он почти сливается с фоном выгородки, – говорил телевизионщик, – мы на монтаже не оторвемся от хромакея. Вместо пиджака на изображении будет дырка.”
Последняя – фальшивая – картинка с женщиной без лица держалась на экране утехинского сознания лишь несколько секунд. Но этого оказалось достаточно, чтобы Леонид понял все.
Лихо! Одноглазая некрасивая женщина, одинокая, никому не нужная, не найденная судьбой – трагический нечет русской мифологии, хроническая ущербная недоля (в отличие от благополучной круглой доли). Озлобленная – и потому злая, несчастная – и несущая несчастье, обиженная – и обижающая, всюду лишняя – и от этого лихая. Неустойчивость, стремящаяся нарушить любой баланс, непарность, вредящая всякой парности. Разлучница, разбивающая прочное супружество, черная кошка, проскакивающая между друзьями, болячка, с особой ревностью выбирающая “двойные” мишени: если доводилось сломать одну из двух рук или ног или повредить глаз, наши предки говорили: “Лихо одолело”.