В такие минуты он невольно вспоминал Землю. Порой ему казалось, что на станции и вовсе не осталось поводов для радости: несколько потрёпанных книг, пара старых игровых автоматов, да архив с устаревшими фильмами. Ни современных виртуальных развлечений, ни новомодных способов расслабиться – только шахматы да другие «олдскульные» игры, но играть в них всё равно было не с кем. Пару раз он пробовал партию с самим собой, но быстро уставал, ощущая всю нелепость этого занятия. А ведь на маяке, как он называл станцию, самое страшное – это сойти с ума в одиночестве. Именно поэтому, вероятно, был такой жёсткий отбор на эту вахту.
Закончив обед и, по привычке, вылизав остатки со столовых приборов, он внезапно понял, что, скорее всего, от ужина уже откажется. С последним аккордом музыки, звучавшей из динамиков, он взмахнул вилкой, будто дирижёр, и с тихой усмешкой бережно положил её на поднос. Потом поднялся и отнёс всю посуду к модулю переработки, чтобы позже снова взять её уже чистой – странный, но привычный цикл станции.
– Дела, дела… – с лёгким вздохом прошептал он и направился к лестнице.
Подойдя к краю, он нащупал панель отключения гравитации и, оттолкнувшись, зажмурившись, плавно воспарил вверх, к самому верхнему уровню – «сердцу» своей миссии. Здесь, в так называемой «линзе» маяка, он проводил оставшиеся часы рабочего дня. Именно здесь он отправлял зашифрованные сообщения с помощью мощного гиперволнового ретранслятора межгалактической сети. Что именно передавалось и куда, он не знал: в начале каждой вахты ему выдавали определённый набор данных, рассчитанный на ежедневную передачу. Нужно было лишь вовремя отправить всё до конца смены.
Когда все пакеты данных уходили в эфир, он переключал систему на «сбор» – забор энергии от ближайшего газового гиганта. Станция была удачно расположена именно для этого процесса, и именно из-за него вахта длилась ровно пятьсот бортовых суток. Столько требовалось, чтобы накопить достаточно энергии для следующих циклов, включая открытие обратного портала и смену персонала. Но до смены оставалось ещё слишком много дней – время, тянущееся почти бесконечно в пустоте космоса, окружённого гулким мраком.
Порой он чувствовал, как этот мрак проступает даже в самых безобидных повседневных делах: в каждом жесте, в каждом хрупком звуке… Всё это напоминало ему о расстоянии, отделяющем его от дома.