Разбрызгивая колесами грязь на грунтовой дороге, к дому подъехал открытый «виллис». Старший лейтенант затормозил так, что машину протащило юзом еще пару метров. Поблагодарив Акимова, Шелестов подошел к машине.
– Товарищ майор, – Осмолов встал в полный рост, придерживаясь за лобовое стекло с пулевой пробоиной в нижней части. – Едемте скорее. В санбат привезли русского. Он в форме немецкого офицера и без документов. Я не стал допрашивать, сразу за вами поехал.
– Допрашивать надо было сразу, Осмолов! – недовольно упрекнул особиста Шелестов. – А за мной можно было и посыльного отправить. Гоните!
– Да он все равно без сознания был, – ответил Осмолов, выворачивая руль.
Медсанбат – несколько брезентовых санитарных палаток с большими красными крестами – располагался на краю деревни. Над некоторыми скатами вился дымок – топили буржуйки. Все-таки осень.
Машина остановилась у крайней палатки. Осмолов пошел вперед, показывая дорогу. Откинув засаленный полог, они вошли внутрь. Из палатки сразу пахнуло теплом и специфическим больничным запахом: лекарства, дезинфекция. Из двадцати кроватей занято было всего несколько. Судя по всему, это была палатка для тяжелораненых, которых готовили к отправке в госпиталь в первую очередь. Несколько медсестер занимались привычным делом: кого-то перевязывали, кого-то поили с ложечки. В самом центре стояла железная печка. Пожилой солдат подкладывал в нее дрова.
– Здесь, – кивнул особист на кровать, рядом с которой сидел врач. Тут же медсестра набирала в шприц лекарство.
На кровати лежал боец лет сорока с туго перевязанной грудью. Через бинты обильно проступала кровь. Тонкие черты бледного лица заострились. Шелестову почему-то показалось, что этот человек уже не жилец.
Врач поднял глаза на незнакомого майора, сразу понял, кто это, и торопливо заговорил:
– В чувство я его привел, но говорить ему тяжело.
Врач явно хотел добавить, что раненому вообще противопоказано говорить и напрягаться. Он и так может в любую минуту умереть, но говорить это при самом раненом, пусть он и враг, было не совсем гуманно.
Шелестов кивнул головой:
– Я все понял. – Максим уселся возле кровати на стул, который освободил доктор.
После укола дыхание немца стало спокойнее, даже на щеках появился румянец. Он открыл глаза, поглядел вверх, на полог палатки, потом повернул голову к Шелестову.