– Кто вы такой? – стал спрашивать Шелестов. – Вы русский? Как вас зовут?
– Русский, – еле слышно ответил раненый, с трудом шевельнув губами. – Какой я русский. Не смог умереть… теперь все равно.
– Вы из «Абверкоманды-104»?
– Да… русские. Отбросы. Земля вот своя не приняла, – на висках у раненого напряглись жилы, чувствовалось, что он хочет сказать больше, но сил не хватает.
Шелестов начал спрашивать о цели, с которой этот человек пытался перейти линию фронта, но тот вдруг выгнулся и опал. Врач буквально оттолкнул Шелестова и стал искать пульс на руке и на шее лежащего. Медсестра снова схватилась за шприц, но врач только покачал головой.
– Бесполезно. И так чудо, что он пришел в себя и вообще что-то смог сказать.
– Хорошо, спасибо вам, – Шелестов кивнул и, надев фуражку, вышел из палатки.
Возле костра сидел молодой сержант и крепкий жилистый солдат с широкими крестьянскими ладонями. Они курили, о чем-то разговаривая и посмеиваясь. Увидев подполковника, сразу же вскочили на ноги, пряча папиросы в рукав. Наверняка папиросами их угостил Осмолов и велел подождать начальство. Старший лейтенант подтвердил эти предположения.
– Вот, товарищ подполковник, эти бойцы пленного взяли.
Сержант бросил окурок в костер и ловко вскинул руку к пилотке. Солдат последовал его примеру, но Шелестов махнул рукой, останавливая процедуру представления. Он улыбнулся, когда увидел, что боец на голову выше своего сержанта. Детина – так в деревнях называли здоровяков вроде этого.
– Вольно, садитесь, – предложил Шелестов, усаживаясь на свободный пенек у костра и доставая из кармана шинели пачку папирос. – Давайте еще по одной, что ли? Заодно и расскажете, как этого немецкого офицера взяли.
Солдаты закурили, стараясь держаться важно, со значением. Как же, подполковник из Москвы, из самого НКВД разговаривает с ними с уважением, как с равными. Правда, оба – опытные бойцы, воевавшие уже не первый год, сообразили, что нужно подполковнику и чего он от собеседников ждет. А ждал подполковник от них, судя по всему, нормального пленного, «языка», которого можно допросить и вытрясти из него важные сведения. А они притащили тяжелораненого, который, опять же, судя по всему, кончился в палатке и рассказать ничего не успел. Для опытных фронтовиков работа не очень хорошая, должны бы понимать. И ребята это явно понимали – не удержались, стали оправдываться, говоря о горячке боя, о том, что немец отстреливался как сумасшедший. Рука в последний момент дрогнула. А хотели ранить легко.