Сын обхватывает меня за ногу и прячется за мной.
– Привет, богатырь, – говорит Мирон. А я смотрю на то, как впервые отец моего ребенка говорит с сыном, и внутри меня что-то екает. – Меня зовут Мирон, а тебя как?
Кирилл ничего не отвечает.
– Ты, наверное, Кирилл? – а я напрягаю память, говорила ли Мирону, как зовут сына.
Но малыш молчит, лишь сильнее хватается за меня руками.
– А я друг твоей мамы.
На этой фразе из меня вырывается странный звук, похожий на хрюканье.
К счастью, Измайлов игнорирует это.
– Я хочу прокатить вас с мамой на машине. Хочешь порулить?
Все. Тут я понимаю, что теряю ребенка.
Кирилл осторожно выглядывает из-за меня и робко кивает.
– Тогда бери маму и пойдем в машину.
Мирон открывает водительскую дверь и показывает сыну салон.
Вижу, какими огромными глазами Кирюша смотрит на это светящееся огнями великолепие, как округляется ротик сына, и его восторг передается мне.
– Садись, покрути руль.
Я помогаю ребенку сесть на водительское сидение, и следующие пятнадцать минут мы с Измайловым терпеливо наблюдаем за тем, как сын крутит руль, нажимает кнопочки и издает звуки, похожие на рычание двигателя автомобиля. Я понимаю, что таким образом мы ни за что не доберемся до лаборатории и не избавимся от моего бывшего.
– Малыш, а теперь нам надо ехать. Быстро-быстро. Поедем? – говорю сыну.
– Дя! – радостно кричит Кирилл. – Поехали!
– Отлично! – улыбается Измайлов и открывает заднюю пассажирскую дверь. – Тогда тебе нужно занять свое место, – указывает он на детское кресло, а я гадаю, купил ли он его специально или это кресло его ребенка.
Сажаю сына, но не могу справиться с хитрым замком. Тогда Мирон сам пристегивает Кирилла, и я сажусь назад рядом с сыном. И как только машина трогается с места, больше не произношу ни слова, думая о том, что скоро все решится.
Спустя десять минут сын засыпает и я чувствую на себе заинтересованный взгляд. Наши с Мироном глаза встречаются в зеркале заднего вида.
– Хороший пацан, – говорит он. – Будто сошел с моих детских фотографий, – заявляет бывший.
А я морщусь, понимая, что тест – это всего лишь формальность. И у него нет сомнений в собственном отцовстве.