– Мы не еретики! – взвизгнул разбойник.
– Не лги мне! – грозно громыхнул носитель эспаньолки. – Ваши тела расписаны, вы – хулители Равновесия!
– Нет!
Главный махнул рукой, и его подчиненные вскинули ружья. Я отвернулся. Звук выстрелов ударил под дых, полоснул по венам вспышкой острого страха и осел в животе ледяным комком. Пленников просто приговорили, без суда и следствия, даже не выслушали. Расстреляли за то, что у них были татуировки.
Я покрепче закутался в одеяло и возблагодарил небо и Регину за многослойные одежды. Женская роль разом показалась не такой уж и плохой.
Хаоситы, Равновесие, женщины, которые участвовали в расстреле наравне с мужчинами… Это явно была какая-то не такая Россия. И этим людям нельзя было видеть меня голым. Ни в коем случае.
Пока аборигены закидывали расстрелянных в пещеру, меня подвели к мужчине с эспаньолкой. Одежда на нем оказалась не черно-желтой, а сине-желтой, с тем же рисунком весов на всю грудь. Просто запыленной и довольно-таки грязной. Судя по состоянию волос и непередаваемому амбре застарелого пота, главный не мылся по меньшей мере неделю, а эспаньолка явно нуждалась в бритве. Ему доложили обо мне, и мужчина с любопытством повернулся.
Лицо у него было усталым и слишком добрым для того, кто без колебаний, суда и следствия приговорил к расстрелу трёх человек. Он смотрел прямо, открыто скользил взглядом по узорам и вышивке ханьфу, по моему лицу. В глубине глаз – цветом точь-в-точь как море за моей спиной – мерцали смешинки. В бровях и складке рта пряталось что-то наивное, присущее либо детям, либо глупцам. Богатырская стать придавала ему сходство с огромным добродушным псом. Как обманчива бывает внешность… Если бы я самолично не видел, как он отдавал приказ, в жизни бы не поверил, что этот человек способен убить.
– Вот уж диковинка так диковинка, – удивленно сказал он, глядя на меня сверху вниз. – Маленькая, ладная, словно кукла. Черноокая, чернобровая, ручки белые, мягкие. Где такие красавицы живут?
У него сделался вид самца, узревшего самку. Разве что павлиний хвост за спиной не раскрылся. Я сделал вид, что глух и слеп. Мужчину не смутило моё безразличие и явное незнание языка. Он с учтивой улыбкой приложил руку к груди и сказал:
– Арант Асеневич.
Я повторил с дичайшим корейским акцентом, слив два слова в одно. Собеседник мотнул головой и раздельно произнес: