– А ты считаешь, что я этого не хочу?
– Иногда – да, – ответила она честно.
Он покачал головой, слегка раздражённо.
– Соф, я работаю, стараюсь для нас. Для тебя, для своих детей. Ты думаешь, мне легко?
– Я это вижу, – нежно сказала она. – Но ты никогда не спрашиваешь, легко ли мне.
Его лицо стало суровым.
– А что ты хочешь, чтобы я сделал? Цветы? Сюрпризы? Соф, у меня трое детей, остатки ипотеки, работа! Я не могу жить только романтикой, как в кино, – а потом добавил, – Всё будет, поверь…
Её глаза наполнились слезами, но она сдержалась.
– Никто не просит романтику из кино. Я просто хочу чувствовать, что тебе не всё равно.
Роман встал и подошёл к ней, остановился совсем рядом.
– Мне не всё равно. Я здесь, с тобой. Но ты всегда недовольна.
София подняла взгляд, её голос дрожал.
– Может, потому что я жду тебя. Не о вещах я, Ром. Я о себе, о нас. Ты есть, но как будто тебя и нет, понимаешь?
Он долго смотрел на неё, потом тихо сказал:
– Прости, если я чего-то не понимаю.
Она прикрыла глаза, чувствуя, как слёзы всё-таки пробиваются.
– Я устала объяснять.
Роман положил руки ей на плечи.
– Соф, я не знаю, как правильно. Я делаю, что могу. Но если это недостаточно…
Она положила руку ему на грудь.
– Я хочу верить, что ты можешь больше.
Он вздохнул, словно обдумывал её слова. Потом неожиданно обнял её крепко, с силой.
– Ты у меня есть, – сказал он хрипло. – Это важно.
София тихо прильнула к нему, чувствуя, как внутри всё смешивается: обида, любовь, надежда.
– Давай сегодня просто будем рядом, – попросила она.
– Хорошо, – ответил он. – Но только если ты перестанешь думать, что я тебя не люблю.
Она улыбнулась сквозь слёзы.
– Тогда сделай что-то, чтобы я перестала так думать.
Роман отпустил её, посмотрел в глаза.
– А ты сделай что-то, чтобы я понял, что я делаю достаточно.
Они замолчали. Слова не решали ничего. София убрала волосы за ухо, вернулась к столу.
– Пойдём чай пить? – спросила она, предлагая перемирие.
Роман кивнул.
– Давай.
За окном было темно, только редкие фонари пробивались сквозь снежные хлопья. Они сидели за столом, пили чай и молчали, но тишина была не пустой. Просто они ещё не знали, как заговорить по-другому.
Роман поставил кружку на стол и откинулся на спинку стула. Он выглядел уставшим, но эта усталость была странной – больше от чего-то внутреннего, чем физического. Она подумала, что, возможно, это и есть его способ говорить – молчать, сидеть напротив, но всё равно быть рядом.