И правая пресса, и левая патриарха вниманием не обходили. Самоходов был бессменным депутатом Верховного Совета начиная с хрущевских времен. Он к этому так привык, что, когда при Горбачеве его впервые не избрали депутатом, заболел от обиды. Он перестал читать газеты и смотреть телевизор, забросил свой институт, которым руководил двадцать последних лет, и начал, дитя системы, тихо чахнуть без мандата.
А тут президентом стал выученик академика. Самоходов прорвался к нему, забрызгал истерической слюной и нажаловался на человеческую неблагодарность. Чтобы отвязаться от любимого учителя, президент намекнул кому надо, и патриарха сначала избрали думским депутатом от Академии наук, а потом и членом парламентского комитета. На первых порах президент побаивался, что старика хватит кондратий на шумных дебатах в новом парламенте, ибо дебаты тут шли такие, что во время оно бывшим депутатам Верховного Совета они могли привидеться только в страшных снах. Однако старинушка оказался крепким орешком александровской школы, каленным в разнообразных пламенях брежневско-сусловской заботы о научных кадрах. Самоходов расцвел, словно крушина бабьим летом. Ему так понравилась свобода прений в Государственной думе, он с таким пылом отдался политике, что забросил монографию, плод раздумий многих лет, и в собственном институте появлялся, как Дед Мороз, – раз в год.
Самоходов обрадовался возможности повещать с трибуны, на которую в прежнем Верховном Совете его так ни разу и не пустили. Когда академик в ответ на любой камешек в адрес комитета по науке и технике просил слова на заседании думы, депутаты бросали кроссворды, жалобы избирателей, детективы и прочие развлечения, с наслаждением приготовляясь к очередной выходке Самоходова. Сгорбленный, скособоченный, в ореоле белого пуха над синюшной лысиной, Самоходов мчался к трибуне, вонзал палец в воздух и высоким детским голосом начинал проповедь о пользе научно-технического прогресса вообще и чтения в частности. Через две минуты выяснялось, что люди, дерзнувшие задеть честь комитета, читают по складам, потому что плохо успевали в школе. И вообще, в детстве мучили кошек и собак, в юности грешили рукоблудием, а в зрелости не гнушались ограбить нищего прямо на паперти Божьего храма. После этого академик цитировал Эйнштейна, Эйзенштейна, Библию, Упанишады и еще десяток авторов и книг, им же на месте придуманных.