– Замуж. Хоть разок, я думаю, нужно…
Борис достал из кармана пиджака кожаную коробочку, из которой вытащил кольцо с ярко-желтым бриллиантом, и приподнял брови, ожидая скорый ответ. Не подумав о мнении семьи, играющей значимую в моей жизни роль, я мгновенно согласилась.
Все свои восемнадцать лет я даже не могла позволить себе выйти из дома без отцовского позволения, но в ту секунду, когда Борис задал мне столь волнующий и, как оказалось, судьбоносный вопрос, я будто бы осмелела. Весь полет мы целовались, наплевав на осуждение наших утешительных причмокиваний рядом сидящих бизнесменов в костюмах, перешёптывались и рассказывали друг о другу о семьях.
Приземлившись, мы получили багаж, взялись за руки, прислонились друг к другу, как вдруг, подобно оголтелой вороне, подлетела низкорослая беременная женщина. Она схватила ладонь Бориса и положила на свой арбузообразный живот и, иронично ухмыльнувшись, заглянула мне прямо в глаза как бесстыжей разлучнице. Не собираясь быть причастной к чужим разборкам и собственному разочарованию, я мгновенно ушла. Быстро и казалось бесповоротно.
Борис оттолкнул ее и стал оправдываться мне вслед, после чего все же сумел догнать меня, чтобы объяснить то, что не поддавалось ни единому разъяснению.
– Эта девушка ждёт от тебя ребёнка? – спросила, выдергивая ручку из ручной клади, я.
– Тая, я не знаю. Мы виделись с ней два раза, но пока не можем сделать генетический тест. Я готов быть отцом любого ребёнка, но мужем только твоим. Ты не из тех девушек, которые бы без любви ответили согласием недавнему знакомому.
– Ты совершенно мне безразличен. Это было несерьезно. И неужели ты думал, что без разрешения папы я бы вышла за тебя? – вытряхнула вслух неприкрытые враньё я, после чего стала чинить отвалившееся от ручной клади колесико.
Нагло слукавив, я рассмеялась прямо ему в лицо, в котором я заметила веру каждому моему обманчивому слову. Борис совсем не узнал меня, а значит, он поспешил. Он был растерян, подавлен, словно носил траур по погибшему дитя. Его щеки покраснели, а лоб покрылся клейким мерцающим потом. Борис поцеловал мою руку, потер подбородок и ушёл, оставив меня с летним московским холодом наедине. То, что я только что обрела, я потеряла. Без истерик, обвинений и самотерзаний я вышла из терминала и села в такси.