Пальцы Руэри уверенно прошлись вперёд и назад. Айрен попыталась закрыться, но руки брата оказались слишком сильны.
Айрен испустила растерянный вздох. Ей было стыдно за своё тело – стыдно и сладко до боли. И от этого стыда пожар в крови разгорался ещё сильней. Заставлял шумно дышать, сдерживая рвущиеся из горла стоны.
– Ты будешь моей игрушкой.
– Руэри…
– Будешь принадлежать мне.
– Брат…
– Никогда не называй меня так.
Пальцы до боли глубоко проникли внутрь. Руэри зачарованно наблюдал, как высоко вздымается грудь его возлюбленной. Его врага. Его сестры. Его госпожи и его рабы.
Ещё одно движение и Айрен рвано вскрикнула, когда по телу разлилась волна неконтролируемого наслаждения.
Руэри тяжело дышал, чувствуя, что ярость, клокочущая в груди, становится только сильней.
Покрасневшая, расхлястанная, наполовину раздетая. С платьем задранным до середины бёдер и раскрасневшимися щеками, его сестра походила на шлюху – и всё равно казалась святой.
Руэри смотрел на искусанные губы и представлял, как вопьётся в них поцелуем – присваивая, превращая в часть себя.
«Ты всегда ненавидела меня», – с горечью думал он. «Я – последний из людей, кому ты позволила бы так до себя дотронуться».
Сознание Айрен медленно прояснялось. Лицо Руэри замерло напротив её лица.
– Руэри… – одними губами прошептала она.
«Неужели ты так меня ненавидишь?..» – стучало в висках. Руки рвались из пут, чтобы коснуться этого лица, провести по щеке к губам. Поцеловать и сделать частью себя.
– Я прикажу слугам привести тебя в порядок, – Руэри шагнул назад и отвернулся. – Но не думай, что отделаешься так легко. Сестра.
Выплюнув последнее слово, он откинул полог и вышел за дверь.
Руэри всё ещё чувствовал, влажное горячее тело в своих пальцах. Никогда в жизни он не подумал бы, что его сестра – его праведная, безупречная сестра – может быть такой. Мягкой, податливой, покорной. Гнущейся в его руках.
Слабой, разбитой и униженной…
Руэри качнул головой.
Он не хотел Айрен унижать. Никогда не хотел. Как не хотел причинять ей боль. Руэри хотел лишь касаться её, ласкать. Быть так близко, чтобы не осталось никаких тайн.
«Но ты никогда не позволила бы мне прикоснуться», – напомнил он себе и стиснул зубы.
Осень выдалась холодной, и пока гайдуки месили ногами непроходимую грязь восточной дороги, Руэри сидел в носилках и рассеянно смотрел на унылые пейзажи, проплывавшие вдалеке.