Долго спорили и не могли прийти к согласию патриархи Святой церкви. Верить ли безумцу, чьё тело и сознание извратили и изуродовали Проклятые земли. Он говорил, что испытаниям не удалось сломить его дух и веру, но Павиус бродяге не верил.
Старик не помнил своего имени и прошлого до Проклятых земель, и проверить, не самозванец ли он, было невозможно. А просил он ни много ни мало: заключить сделку с языческой жрицей, чтобы та помогла остановить своего брата.
Церковь отправила разведчиков в Проклятые земли, и те не вернулись. Следующие несколько отрядов также сгинули, успев передать лишь несколько сообщений: о том, что Проклятые земли расширяются, и твари оттуда всё чаще переходят границу, наведываясь в селения людей.
– Уберите меч, Павиус, пусть говорит, – приказал епископ Арно, властным жестом требуя приблизиться.
Старик, пусть глаза его и были залеплены желтоватыми бельмами, тут же подступил ближе.
– Говори.
– Нужна энергия, повелитель мой. Как лопастям водяной мельницы нужен первый толчок, так и здесь…
– Презренный, – прошипел Павиус, крепче сжимая эфес меча, – ты сам слышишь, о чём просишь?!
– Спокойнее, – мягко произнёс епископ.
– К тому же в теле нет сердца.
Сердце лежало отдельно, в соседней комнате, под присмотром доверенных инквизиторов, вооружённых освящённым оружием.
Епископ сделал жест, и монахи принесли кувшин с длинным, узким горлом. Тело полили кровью животных, залив большую часть в дыру на груди.
Ничего не произошло.
Епископ нахмурился.
– Мой господин, – вновь зашелестел беззубым ртом безумный монах. – Человечья нужна.
Подобное заявление возмутило всех присутствующих, но сколько бы они не говорили о недопустимости подобного, живее тело не становилось. Пока все спорили, безумец вытянул руку и рубанул по сморщенной, покрытой пятнами коже заточкой.
Павиус снёс его с ног одним ударом, откинув тщедушное тело старика к стене.
– Я приказывал обыскать его! – прогремел он гневно. – Откуда у него нож?!
Пока все смотрели на бродягу, женщина на столе разомкнула бледные губы и сделала вдох. Тёмная кровь без остатка впиталась в белую кожу. В местах разрезов заблестело серебро, и нити незримой паутины стянули разрубленные куски.
Она открыла глаза, попыталась пошевелиться, звон цепей вмиг вернул окружающих в чувства.
Епископ с монахами отступили, а инквизиторы, наоборот, сделали шаг к столу, обнажая оружие.