– Не бойся, внучок, проходи… – проскрежетала она из глубины кухни. – Проходи, проходи, чаво как не родный встал-то в дверях… Я спозоранку-то как раз печь собралася… Старая ужо стала, спина не разгинается… Сейчас мы испекем шарлотку…
Аристократ с омерзением скинул с одежды упавшего на него с потолка таракана и последовал за Гренни.
– Иду… иду… подхожу к печи… Вынаю из печи горшочки… Ох, паутины-то сколько! Да и хосточки ужо с пеплом совсем смешалися… Ну ничего, ничего… сейчас… Так… нагинаюсь, достаю тесто… с утреца еще замесила… Ох… вот мальчишка подоспел. Стоит, глазеет на мои потуги… Эх, мальчик-то хороший, сразу видно, породистый… Ну ничего, Гретта… Сейчас…
– Ээ… Вам помочь?
– Нет-нет, Гретта сама… сама справится… ох… спасибо тебе, внучок…
Пока шарлотка пеклась, Вермандо сидел за столом и разглядывал обветшалую аскетичную хижину, стараясь не смотреть в сторону ее хозяйки.
Вскоре старуха поставила перед ним дымящийся пирог. Мальчика окутал медовый аромат яблок и горячего теста. «Надеюсь с ее зрением и репутацией она не перепутала чернослив с тараканами», – подумал он, прожевывая кусок выпечки.
Погрузившись в свои мысли, аристократ совсем позабыл о Гретте и оглядевшись в поисках отшельницы, обнаружил, что той нигде не было. Тогда взгляд Вермандо упал на открытое окно, сквозь которое все также хлестал ливень и сонно ворчал гром. В саду было пусто. Повернувшись обратно к столу, мальчик едва не свалился на пол. Старуха сидела прямо напротив него – так близко, что он мог разглядеть каждую морщину на ее лице, напоминающем искалеченную траншеями почву. Мутные глаза Гретты с выцветшими пыльно гранитовыми радужками были обращены на него. Дряблый рот растянулся в неестественной комичной улыбке, демонстрирующей башенки острых кривых зубов. Тяжелый удар грома сотряс стены хижины с такой силой, что со стены упало распятие.
– Твое прошлое – Смерть, твое будущее – Война. Одна из печатей Агнцом уже открыта. Другую откроет Белый Всадник. Пятую и шестую же… Зверь Багряный, чьи имена шипят в лучах солнца и в жерле кипящих вулканов. Он знает… знает число… шестьсот… шестдесят… шесть. И ВЫЛЬЕТ ОН КАДИЛЬНИЦУ СОЛНЦА НА ТВЕРДЫНЮ ЗЕМНУЮ И ВОЦАРИТСЯ НАЧАЛО БЕЗМОЛВИЯ!
Вермандо не помнил, как он выбежал из хижины, как спотыкаясь о мокрые доски добежал до забора и прислонился к шершавой коре дуба, с которого к нему спустились друзья. Ворчливый, но родной и привычный голос Томаса подействовал успокаивающе. А крепкий удар Феликса в плечо – еще и отрезвляюще.