Скрутила волосы и, приподняв, заткнула большим гребнем из слоновой кости. Не глядя, пальцы привычно выдернули из шкатулки браслет красного золота и, надевая на бегу украшение, не в силах больше сдерживаться, Мислава вспрыгнула на подоконник, толкнула створки и высунулась из окна до пояса. Ресницы затрепетали от полыхнувшего в глаза солнечного света, закрылись, и вздох восторга вырвался из груди. Она млела в благосклонных лучах, как рыжая кошка, кончик языка облизывал приоткрытые в блаженной улыбке губы.
Вдруг! Тот самый звук – не узнанный во сне и забытый, заставил резко раскрыть глаза. Мислава увидела Его. Он стоял внизу. Его грудь была открыта солнцу: рукава сорочки были подняты, и это его смуглые от загара руки порождали заунывные звуки – ж-и-и-и-к, ж-и-и-и-к. Мислава прищурилась, стараясь разобраться в характере происходящего. Не успела! – мужчина поднял глаза, его брови сошлись и поползли вверх, а уголки губ дернулись вниз, перекосившись. Это была насмешка! Мислава зашипела от злости:
– Пся крёв! – выругалась и откачнулась вглубь залы.
К радостному возбуждению крови примешалась досада, и эта смесь забурлила, переполняя женщину. Она заметалась по зале, хватая драгоценные безделушки, подаренные мужем, швыряла их на свою просторную кровать и в сердцах бормотала:
– Дерьмо, фигляр несчастный! Приживальщик – ни роду, ни племени. Чем уж кичиться?! Гол, как сокол! Гордость бы – в подметки. Так нет – на лоб её! Так выдрать бы глаза срамные…Шут базарный!
И остановилась, наткнувшись, как на стену – звук проникал в окно: ж-и-и-и-к, ж-и-и-и-к!
Досада сменилась холодной дрожью. Разозлено, топнув ногой, закричала:
– Никому не испортить мне день!
После такого решения взяла себя в руки: прикрыла глаза и принялась дышать ровно и глубоко, смиряя разгоревшуюся в душе злость.
Ласкающее щеки солнце и призывная трель малиновки из умытого росой сада сделали свое дело – буря в душе улеглась. И вскоре голос восторженно звенел по всем галереям замка: «Я свободна, свободна!»
Мислава шла по заросшей тропинке вдоль крепостной стены. Замок, где ей было суждено прожить до глубокой осени, был слеплен из серого камня. А эта невысокая стена, закрывающая сад, была красной… Мислава то и дело останавливаясь, прижималась щекой к теплой от солнца кладке. Сад не прельщал её своими ароматами, чопорные кусты роз и разлапистого жасмина раздражали её. Она шла дальше туда, где красная стена заканчивалась глубоким, гладким, как зеркало, озером. Но не гладь воды завораживала женщину. Луг, с травой, доходящей ей до плеч, манил Миславу. Каждый раз, оставаясь в замке в одиночестве, она безотчётно стремилась туда, снедаемая радостным возбуждением.