– Ты чего печалишься, мелкий? – спрашивает Гоша.
Гости ржут и веселятся, а я сижу в углу на диване. В зеркальной двери напротив отражаются мои огромные, как мне кажется, щёки.
– Я всегда такой буду? – интересуюсь я.
Мне двенадцать, и это единственная проблема, которая меня беспокоит.
– Какой?
– Страшный.
Гоша улыбается.
– Вырастешь – увидим.
– Я никому не нравлюсь, – ною я.
– Мне – нравишься, – уверяет Гоша, садится рядом и треплет меня по макушке.
У него отцовские тёмные волосы, а я – рыжий цыплёнок. И нос разрисован дурацкими веснушками.
– Может быть, посидишь ещё чуть-чуть? – говорит мать, и я возвращаюсь в действительность.
Смысл? Послушать твоё недовольство Славкой, которую ты толком не помнишь и не знаешь? Стать свидетелем очередной истерики из-за Гоши?
– Боюсь опоздать в универ, – это правда.
Я везде и всюду боюсь опоздать – после того, что случилось с Гошей.
– Когда ты снова приедешь? – в узком коридоре ещё хуже, чем на кухне. Полумрак – и далеко не романтический – кое-как скрывает пыль и вездесущую труху. Она чувствуется даже в воздухе. Эта квартира будто застряла в прошлом – моя мать съехала отсюда в двадцать, и с тех пор ничего не поменялось.
– Пока не знаю. Дел много.
Дел толком нет, но я придумаю что угодно, дабы оттянуть следующую встречу.
– Тебе совсем не хочется меня видеть? – шепчет мать.
Надо же, какая проницательность. Я разглядываю нитку на рукаве её платья. Худую шею, впалые щёки и тоскливые глаза. Морщины на лбу. Она вся тусклая и однообразная, как сепия, поблёкшая от времени.
Я не представляю, что ей ответить. Меня спасает звонок. Мать возится с телефоном, не попадая с первого раза в нужную кнопку.
– Да?
Я слышу в трубке мужской голос. Хахаль, наверное. Сейчас припрётся ещё, начнёт нотации читать, как я мать не люблю и не уважаю. Она ему всё время жалуется, как же иначе.
– Серёжа приедет через десять минут, – говорит она, кладя мобильник на тумбочку.
Сёрежа. Ласково как. Тогда мне точно лучше уйти.
– Отлично, – я обуваюсь, подставив палец под пятку.
Без ложки. Как в детстве.
– Давай, звони. Не болей, – какая несусветная ерунда.