От погибших много лет назад родителей мне досталась не только квартира, но и объёмная библиотека, а дед пристрастил меня к чтению. Конечно, я не был прилизанным интеллигентом со скрипочкой под мышкой, но выразиться книжно мог и любил. У меня и братья были такими же книжными червями.
Лопата не знал, что прерывает мои мысли, потому продолжил:
– Сегодня на рынок какой-то бессмертный сунулся. Хотел на нашей точке собаками своими торговать. Ну, ему объяснили, что так нельзя. А этих, – он брезгливо кивнул на лысых щенят, похожих на крупных крыс, – в качестве извинения оставил. Я бы их выкинул с удовольствием. Двоих уже купили, а эти…
– Почём щенки? – раздалось сзади, я обернулся и увидел складчатого даже лицом мужика с борсеткой. Он принялся дотошно выяснять, подойдёт ли такая собака для охраны загородного дома. Лопата не выглядел знатоком собак, и я вмешался. Постарался расписать породу в лучших красках. У меня дома справочник по породам, и в детстве я любил рассматривать в нём картинки. Если честно, мне просто стало жаль этих крысят. Зная Лопату, я бы не удивился, вышвырни он их в первый попавшийся мусорный бак.
Моя речь произвела впечатление на потенциального покупателя. Щедрый борсеточник достал купюру и ухватил за загривок тигрового кобелька, который жалобно заскулил. Бросив «сдачи не надо», он растворился в толпе.
– Ну и лады! Спасибочки. А что делать с этой бракованной? – озадачился Лопата, любовно пересчитывая деньги и с недовольством поглядывая на последнего щенка.
– Чего она бракованная?
Лопата задумался, но быстро нашёл ответ:
– Ухо рваное, и вообще, вялая какая-то. Наверное, больная. Помрёт скоро, зуб даю. Выкину-ка я её, как думаешь? Скажу, что она того, – Лопата закрыл глаза и скривил лицо, высунув язык вбок. – Пошли, обмоем продажу.
Я глянул на дрожащего грязно-белого щенка и достал из кармана заначку на новые кеды:
– Давай её сюда.
Через полчаса мы сидели на берегу реки, молча пили пиво, наблюдая, как по воде скользят деловитые селезни. Глядя на них, становилось спокойнее: хоть кто-то точно знал, что надо делать и куда спешить. У меня за пазухой щекотно шевелился собачий крысёныш.
– Наверное, есть хочет. Надо идти домой, – заметил я.
– Ага, – равнодушно отозвался Лопата. Он никогда не спешил домой, потому что там его не ждала еда. Его вообще там не ждало ничего хорошего. При этом он непроизвольным жестом потрогал свой карман, и я понял: у него там кое-что припасено. Делиться он не хотел, да я бы и не согласился. Мой максимум саморазрушения ограничивался сигаретами и студенческими пьянками в общаге.