Я стараюсь не обращать на девчонок внимания – и на резкую боль в колене каждый раз, когда автобус подпрыгивает на ухабе. Если сложить все уплаченные мной налоги, я, наверное, заслужил ровной дороги по городу. Но приходится страдать от стреляющей боли, потому что городской совет так не считает. По крайней мере, многие его члены.
Добравшись до больницы, я вхожу через главный вход и упираюсь локтями в стойку. Изо всех сил стараюсь показать, что для меня это самое обычное дело.
– Сердечное отделение, – говорю молодой женщине за стойкой.
Может, она не столь уж и молода, но точно на поколение моложе меня.
– Кардиология на шестом этаже, – отвечает она, глядя на меня так, словно я должен знать, что это отделение более не называют «сердечным».
Я знаю. Просто мне все равно.
На лифте я поднимаюсь на шестой этаж и оказываюсь в комнате, где на стенах висят горные пейзажи, а в углу стоит книжный шкаф, забитый книгами, – в точности, как я и представлял. Плана у меня нет, но я вижу маленького мальчика лет шести. Он играет в видеоигру на самом большом телевизоре, какой я только видел. Пожалуй, шестьдесят сантиметров шириной, не меньше. Мальчишка утонул в кресле-мешке, ноги его широко расставлены, словно он тут уже давно. Я подхожу и вижу, что он не играет, а просто смотрит на экран. Глаза его полуоткрыты, рот тоже. Капля слюны висит на подбородке. А кислородную маску он держит совсем не у лица, словно заснул между вдохами. Может, стоит дать ему поспать? Но это мой последний день. Такой роскоши, как время, у меня нет.
– Во что ты играешь? – спрашиваю я.
Мальчишка вздрагивает, просыпается и втягивает слюну. Вытянув шею, он смотрит на меня большими карими глазами. Глаза у него нормальные, но все остальное… не могу подобрать слово. Может быть, сдутый? Он напоминает сдувшуюся шину. Пока он не делает вдох из маски, кожа у него отливает голубым, потом слегка белеет – впрочем, может быть, это причуды моей катаракты. В его лице есть нечто такое, что делает его старше, чем мне показалось, но даже по тому, как он утонул в кресле-мешке, я вижу, что он очень мал.
– Здорово! – восклицает он.
Тело мальчика вполне могло бы принадлежать такому старику, как я: отекшие ноги, мешки под глазами. Но голос на удивление звонкий. Он хватает пластиковый контроллер или что-то в этом роде с бежевого ковра и кидает мне. Штуковина ударяет меня в грудь и падает на пол, прежде чем я успеваю сделать движение. Раньше я бы поймал ее в воздухе, но это было очень-очень давно. Мальчишка переводит взгляд с контроллера на меня и обратно: