Я не знаю, что случилось с той женщиной, которой навсегда принадлежало мое сердце, как сложилась ее дальнейшая судьба, да и жива ли она, но эти письма в голубых конвертах до сих пор лежат в самом дорогом и потайном месте в моей спальне, одновременно согревая меня и заставляя постоянно думать о своей вине и о том, что же написала в ту ночь ее дрожащая и нервная рука двум своим любимым мужчинам в этих посланиях…
Но этого я так и не узнал, потому что никогда не осмелился их распечатать.
ЛАХЕЗИС
Говорят, все гомеопатические препараты есть ничто иное, как миллионное разведение какого-то очень опасного для здоровья вещества, которое в подобной концентрации, я имею в виду, напыленное на сахарную крупку в миллионном разведении, является очень благодатным снадобьем для больного человеческого организма. Я никогда раньше не верил в гомеопатию, да и сейчас, пожалуй, не верю. Какой смысл? Эта непризнанная многими врачами отрасль медицины для меня является чем-то вроде видоизмененной психотерапии, главную роль в которой играет самовнушение или даже самый настоящий гипноз.
Ведь, если вдуматься, разве может какой-нибудь информационный пучок пыли, названный чем-то вроде “медоносной пчелы” повлиять на организм столь кардинальным образом, чтобы повернуть возникшие в организме разрушительные процессы вспять? Да и вообще, что значит “медоносная пчела”, когда речь идет о крохотных сладеньких крупинках? Что это значит? Килограмм медоносных пчел уморили голодом, высушили и промололи в кофемолке? А потом развели спиртом в соотношении цистерна спирта на чайную ложку пчелиной муки и напылили из пульверизатора на простые кругленькие шарики из сахара? Вкусно? По-моему, гадость. Каждый раз, когда я беру в рот этот самый “Апис” с “медоносной пчелой” вперемешку, меня так и воротит, потому что в голову, как назло, всегда лезет одно и тоже – будто я пережевываю целую пригоршню сухих дохлых пчел со всеми их жесткими крылышками и скрюченными лапками. Брр!!!
Поэтому я и не очень-то люблю гомеопатию и стараюсь не вдаваться в подробности того, что входит в состав тех или иных сладких шариков, которые в последнее время я глотаю практически горстями. Правда есть один препарат, который мне приходится пить очень часто и к нему я питаю особую неприязнь. Это “Лахезис”. Воскресивший меня доктор свято верит в то, что именно благодаря “Лахезису”, мне удалось подняться на ноги после тяжелого удара и теперь я относительно жив только потому, что все еще принимаю это лекарство. Однако мне не нравится этот “Лахезис” не потому, что именно ему я обязан своей несчастной жизнью, и не из-за его кудрявого названия и даже не потому, что, как мне сказал один приятель, это самый настоящий разведенный змеиный яд, а потому что мне просто не нравится быть в зависимости от чего-либо или от кого-либо. Пусть даже от лекарства.