В ту же секунду музыка льющаяся из шкатулки поменяла мотив и стала более громкой и мелодичной, свет сочившийся из нее стал все больше и больше напоминать освещение в театре оперы и балета, и мои крохотные виллиссы принялись летать, танцуя над моей головой, заглядывая мне в глаза, улыбаясь милейшими белоснежными личиками и осыпая меня своей невесомой, похожей на всполохи северного сияния, серебряной пудрой…
И я смотрел, как ребенок впервые попавший в кино, на этих лунных балеринок, похожих на призраков умерших девственниц, на плавные взмахи их тоненьких кукольных ручек, на мерцание блесток на их воздушных юбках, на их неповторимый танец, сотканный из небесных нитей, на невинные улыбки их прелестных детских лиц, и думал о том, какое неведомое счастье обрушилось на меня столь негаданно, а виллиссы все танцевали и танцевали, кружась в серебряном вихре и перебирая малюсенькими ножками в миниатюрных пуантах и каждая из них смотрела на меня с такими неподдельными любовью и нежностью, что мне снова захотелось жить.
А потом балеринки выстроились в один ряд и, порхая слева направо и справа налево, принялись сладко напевать хором:
“Сладостной ночи, дружок дорогой!
Месяц на небе сияет дугой,
Звезды, как слезы, искрятся во мгле,
Жизнь для тебя одного на земле
Станет прекрасной и очень простой,
Сказочной ночи, дружок золотой!”
И чувство неземного, поистине младенческого умиротворения, вдруг спустилось на меня словно по велению высших сил и, улыбаясь счастливой улыбкой и светясь от радости, я почувствовал, как веки мои начинают слипаться от навалившегося на них сна, но все еще продолжая следить за магическим танцем своих виллисс, я напевал себе под нос, что-то неуловимо-неразборчивое до тех пор, пока Морфей окончательно не одолел своего незадачливого подопечного и я не уснул.
Но в самую последнюю секунду, перед тем как мое подсознание окончательно одержало верх над моим сознанием, я отчетливо ощутил, что именно с этого самого дня, с этого самого момента моя жизнь кардинально изменится и все повернется к лучшему.
И будет яркое лимонно-желтое солнце в окне и веселый игривый ветер в приоткрытой форточке, и прогулки по вечерней Москве с разглядыванием фасадов старинных зданий, и дурашливые друзья дразнящие меня “толстопузом” или “пончиком”, или кем-нибудь еще, и пикники на зеленой сочной траве у кого-нибудь на даче и даже совсем взрослые поцелуи с настоящей взаправдашней девушкой, которая меня несомненно полюбит так же сильно, как и я ее, и все будет так хорошо, как никогда раньше не было…