С этими словами Сюэ Мэн резко отвернулся. Его плечи мелко задрожали от сдерживаемых рыданий.
– Но мы же не говорили, что не собираемся спасать наставника Чу…
– Точно! Все мы помним доброту наставника Чу. Мы ничего не забыли, молодой господин Сюэ. Своими жестокими словами вы делаете из нас негодяев, готовых отплатить за добро черной неблагодарностью, а такое сложно снести.
– Кстати говоря, разве Мо Жань не был еще одним учеником наставника Чу? – тихо сказал кто-то. – По моему мнению, в случае, когда ученик творит бесчинства, учитель также должен отвечать за его злодеяния. Как говорится, нерадивый сын – ошибка родителя, недостойный ученик – недосмотр учителя. А если здесь изначально не на что жаловаться, то к чему обиды?
Кто-то прервал эту безжалостную речь, немедленно воскликнув:
– Чушь! Следите за своим языком!
Затем он повернулся к Сюэ Мэну и доброжелательным тоном сказал:
– Молодой господин Сюэ, не нужно горячиться…
Но Сюэ Мэн не дал договорить.
– Как я могу не горячиться? – Он был так зол, что его выпученные глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. – Вам легко стоять здесь и чесать языками, но это мой наставник, мой! Я столько лет его не видел! Я даже не знаю, жив он или мертв, не знаю, как он там! Зачем я здесь, как вы думаете?
У него вновь перехватило дыхание, а глаза налились кровью от злости.
– Неужели вы и впрямь ждете, что Мо Вэйюй сам спустится сюда, упадет на колени и взмолится о пощаде?
– Господин Сюэ…
– На всем белом свете у меня не осталось никого роднее моего наставника.
Сюэ Мэн дернулся, высвобождая из рук старика-монаха полу своего одеяния, за которую тот его удерживал, и глухо добавил:
– Если вы не желаете идти, я отправлюсь туда один.
С этими словами он развернулся и пошел вверх по склону.
Сырой промозглый ветер шелестел на тысячу ладов; казалось, где-то в густом тумане посреди горных пролесков перешептывались между собой тысячи злобных духов, шуршали, блуждая среди деревьев, сонмы демонов.
Сюэ Мэн в одиночку добрался до самого пика, и перед его глазами предстал величественный дворец Мо Жаня, окна которого безмятежно сияли в ночи светом множества свечей. Внезапно юноша заметил возле пагоды Тунтянь три могильных холма. Подойдя ближе к первому из них, сплошь заросшему травой, он разглядел крупную надпись, вкривь и вкось, будто собачьей лапой, выдолбленную на надгробии: «Могила сваренной на пару драгоценной супруги Чу». Второй могильный холм, расположенный прямо напротив могилы «сваренной на пару супруги», выглядел совсем свежим: его явно насыпали совсем недавно. Надпись на надгробии гласила: «Могила зажаренной в масле императрицы, урожденной Сун».