Однажды и Эванджелина Фокс пыталась открыть ее. Она тянула, дергала и крутила железную ручку, но дверь не поддавалась. Тогда у нее ничего не вышло. Не сработало и другие разы. Но она надеялась, что сейчас все изменится.
Что-что, а надеяться Эванджелина умела.
А еще научилась ловко открывать двери. Для этого нужна лишь капелька добровольно отданной крови.
Но сначала она должна была убедиться, что за ней никто не следит и не подглядывает, что рядом не крутится один лицемерный негодяй, обожающий яблоки, имя которого она не хотела произносить даже в мыслях.
Эванджелина быстро обернулась. Красновато-желтый свет фонаря разогнал ближайшие к ней тени, но бо́льшая часть стеллажей королевской библиотеки в Волчьей Усадьбе продолжала тонуть во тьме.
Она взволнованно переступила с ноги на ногу, и фонарь в ее руках дрогнул. Эванджелина никогда не боялась темноты. Темнота была создана для звезд и мечтаний, для волшебства, которое случалось лишь по ночам, в промежутках между днями. Когда ее родители еще были живы, Эванджелина часто любовалась созвездиями вместе с отцом и слушала сказки, которые мама рассказывала при свечах. И темнота совершенно не пугала ее.
На самом деле Эванджелина боялась не тьмы или ночи. Ее тревожило неприятное, едва осязаемое покалывание между лопатками. Оно не покидало ее с тех пор, как она покинула королевские покои и направилась сюда, чтобы попробовать открыть дверь, за которой, как Эванджелина надеялась, можно найти способ вернуть к жизни ее мужа Аполлона.
Необъяснимое ощущение казалось таким неуловимым, что она убедила себя, что у нее просто развилась паранойя.
Ее никто не преследовал.
Она не слышала ни единого звука шагов.
Пока…
Эванджелина вгляделась в темноту, скрывавшую большую часть библиотеки, как вдруг встретилась взглядом с парой совершенно нечеловеческих глаз. Серебристо-голубых, сверкающих и ярких, словно расколотые звезды. Ей казалось, что их блеск нарочно дразнит ее. Но Эванджелина знала, что, даже если сейчас эти глаза сверкают, даже если рассекают тьму и вынуждают ее опустить фонарь, она все равно не могла им доверять. Она не могла доверять ему.
Джекс. Эванджелина отчаянно пыталась не думать о его имени, но все было напрасно. Ей оставалось лишь наблюдать, как он неторопливо выходит из темноты, как всегда, невозмутимый, но уверенный и невероятно красивый. Он двигался так, словно сама ночь должна бояться его.