Последними к нашей бригаде присоединились «мелкие» – жившие в четырнадцатиэтажке Славик и Руслик. Они учились в одном классе, были младше меня на три года и получили одно прозвище на двоих – Славоруслики. Отец Славика был водителем скорой помощи и подрабатывал, перевозя на ней стройматериалы, вещи, животных, в общем всё то, за что люди были готовы заплатить. Руслик жил с мамой и бабушкой, которые с началом 90-х стали челночить в Лужниках – с утра тащили огромные тюки в сторону остановки, а вечером шли назад с тюками поменьше.
Когда компания сложилась, у нас начали появляться свои ритуалы. Например, чтобы собраться вместе, предстояло позвонить, покричать или зайти. Позвонить было проще всего, как правило, трубку поднимал кто-то из родителей, а ещё чаще бабушка или дедушка:
– Здравствуйте, а Диму можно?
– А это кто? – спрашивал голос со строгими нотками.
– Это Алёша, его одноклассник, хотел спросить про задание по биологии, – вежливо и тактично подыгрываешь взрослому, чтобы товарища всё-таки позвали к телефону.
– Минуточку, – отвечали на том конце провода после многозначительной паузы.
А ведь могли и не позвать. Тем более если друг живёт в коммуналке, а телефон стоит на тумбочке в общем холле. Тогда в действие вступал следующий пункт плана – покричать. К сожалению, он помогал выманить на улицу лишь того, кто жил не выше третьего этажа. Обычно кричали хором, выстроившись в ряд под окном товарища.
– Ди-и-и-има-а-а-а, – взлетал наверх перезвон детских голосов.
Ещё раз – и штора отодвигалась, из темноты комнаты высовывалась голова друга. Улыбка на лице – значит, родители скоро разрешат пойти на улицу, а нет улыбки, скорее всего, провинился или схлопотал двойку и теперь гулять точно не отпустят. А иногда над подоконником всплывал взъерошенный образ с градусником во рту.
– Ну понятно, – обречённо вздыхали мы.
Третьим вариантом было зайти. Заходили, как правило, всей гурьбой, но в дверь звонил самый смелый, остальные прятались под лестницей. Обычно парламентёром выбирали того, кто не боялся взрослых и мог общаться с ними свободно, почти на равных, не терялся и не мямлил.
– Кто там? – звучало из-за двери.
– А Дима выйдет? – спрашивал через дверь парламентёр.
После этого обычно подзывали товарища, и через щель в приоткрытой двери можно было поговорить.