Мать Егорки была беспросветной пьяницей, работала уборщицей на рынке, таскалась с местными цыганами самого низкого пошиба и однажды что-то украла у них. В отместку цыгане схватили Егорку, нацепили на него платье из синтетики и подожгли. Егорка рассказывал, как катался по земле и орал от жуткой боли, пока не потерял сознание.
В реанимации он пробыл долго, и в бессознательном состоянии звал мать, но она не пришла ни разу. А потом и вовсе отказалась от искалеченного сына. В детдоме Егорка упал с железной горки вниз головой и снова оказался в реанимации с травмой головы, долго был в коме, и снова никто не думал, что он выживет. Но, видно, судьба у него была такая, что он выжил там, где другой бы уже умер.
После больницы он попал к нам. У него часто болела голова и рубцы на теле, иногда он лежал целыми днями, иногда попадал в больницу, и, когда снова появлялся у нас, был очень нервным. Макарьевна за всякую провинность называла его уродом, Егорка в ответ посылал ее матом далеко и глубоко, она хваталась за ремень или тряпку и жаловалась начальству.
Я же в ответ на злобность противной няньки старался не спорить с идиоткой, не опускаться до ее уровня, но всякий раз старался подсунуть ей «свинью». Однажды, оторвав у позаимствованной у малышей меховой игрушечной собаки хвост, я незаметно прицепил его сзади на юбку Макарьевны. То-то смеху было! Она не могла понять, отчего мы так заливаемся сзади нее, но и наказать нас не знала за что. Но на следующий день, обнаружив хвост на юбке, лютовала ужасно.
Проходя мимо, я умел тихо и смачно плюнуть ей на юбку, бекал за ее спиной козлом так, что она вздрагивала и оглядывалась, но я проходил мимо как ни в чем не бывало. Холодный карцер стал моим вторым местом жительства, но только еще больше закалял мое здоровье и волю к выживанию. К большому огорчению Макарьевны, я никак не мог заболеть. Моя сила была в том, что я умело не поддавался на ее провокации.
Когда мне исполнилось одиннадцать, я выглядел года на два старше и выше остальных детей не только внешне, но и внутренне был довольно созревшим для сексуальных утех, и активно интересовался всем, что касалось этой сферы. Заповедные места женского тела мне были уже известны, и я потихоньку стал проявлять интерес к нашим девчонкам.
В двенадцать лет я организовал группу из четырех мальчишек и четырех девчонок, и мы по ночам тесным кругом единомышленников и друзей при первой возможности тихо исчезали в подсобке, где находился склад запасных матрасов и одеял. Я целый год охотился за ключом и, наконец, мне удалось выкрасть связку у кастелянши, снять ключ от подсобки и незаметно снова положить ключи на место. Кастелянша поискала ключ по всему детскому дому и выпросила у директрисы запасной, а я получил возможность пользоваться комнатой по ночам.