Это были ее первые шаги в непередаваемый кошмар, когда она реально осознала, что попала в ад.
Люба встала с лавки и, набрав воды в старое ржавое ведро, облила себя с ног до головы. Ей хотелось отмыть свое измученное и обесчещенное насилием тело.
Вымывшись, она вышла из бани. На улице было уже темно, но большая круглая луна хорошо освещала молочным светом все вокруг. Через оконце избушки она видела, что света от свечи нет. Значит, все спят. Она слышала громкий храп Василия и была рада, что он больше не потревожит ее до утра. Во всяком случае, надеялась, что он не проснется среди ночи и, сходив в туалет, разбудит ее и заставит лечь на его топчан. Он был здоров, как жеребец, страшный в злобе и неистовый зверь в сексе. Садизм в быту, садизм в сексе…. Просто неуемный, неукротимый бесконечный секс с красными от возбуждения глазами…. Она же вся дрожала от одной мысли, что он снова начнет насиловать ее, жестоко и больно.
Люба тихо вошла в избушку и заползла в свой угол за печкой размером с место для собаки. Скрючившись, улеглась на подстилку из старого ватника и накрылась таким же старым дырявым ватником. Это все, что она имела здесь, и все, на что имела право: залезть в свой угол и заснуть, пока ее хозяин спит, громко храпя. И, как любая собака жестокого хозяина, она ненавидела его и желала ему смерти. Как можно скорее!
В темном уголке своего жилища она всегда, прежде, чем заснуть, вспоминала тот мир, покой и уют маминого дома, запахи еды и цветов на подоконниках.
Утром, чуть рассвело, она почувствовала, как он молча тянет ее за цепь к себе на постель. Громко сопя и рыча от наслаждения, он овладел ею, затем встал и, с хрустом потянувшись и громко пукнув, вышел из избушки. Китайцы тоже проснулись и начали одеваться. Люба растопила печь, поставила большой алюминиевый с помятыми боками чайник и стала готовить нехитрый завтрак. Наскоро испекла лепешки и заварила китайскую лапшу.
Вошел третий китаец, вернее, китайчонок, такой он был молодой и худой. Он жил в отдельном домике рядом с избушкой, куда вход Любе был запрещен, и приходил только за едой или по какому-либо делу. Все остальное время он находился в своем домике, и что он там делал, она не знала. Только видела, как Василий и китайцы периодически приносили из леса вязанки каких-то трав и еще что-то в мешках, иногда весьма увесистое. Старый китаец часто кричал на него по-китайски и иногда даже бил по щекам и пинал ногой.