Люба молчала на его слова, но осознание собственной беспомощности и никчемности в глазах бандитов просто убивало ее. Они считали ее вещью, необходимой в хозяйстве, и убили бы ее, как только нашлась замена, такая же несчастная женщина.
– Пока мучаюсь здесь – другие женщины в безопасности, – вздохнула она.
Замерзнув, она решила войти в избушку. Никого не было, печка излучала тепло, тишина накрывала ее своей тоской. Никого на сотни километров, она одна в этом Богом забытом (или проклятом?) месте.
Она зажгла свечу, и вместе с ее трепещущим пламенем и падающими крупными хлопьями снега за оконцем в сердце входила зима, в душу непередаваемая тоска. В глазах грусть и остановившиеся слезы.
И, как всегда, когда она оставалась одна, ее душа начинала балансировать между прошлым и настоящим, не имея возможности предугадать будущее. Что будет с ней дальше? Она не сумела освободиться за эти месяцы, не нашла способ снять металлическое кольцо с шеи, которое запиралось на замок сбоку, и ключ от этого небольшого замка находился у Василия. Не смогла перервать длинную цепь, которой хватало на то, чтобы двигаться от избушки до бани и родника, но не хватало до ее родного дома.
Сколько раз пыталась она найти способ освободиться, но все тщетно. Уходя, Василий запирал в небольшой сарайчик, стоящий в отдалении, все, чем она могла перерубить цепь, которая, к тому же, до сарайчика не доставала.
Люба думала о том, что впереди несколько месяцев зимы и, даже если бы она освободилась, уйти она не сможет. У нее нет теплой одежды, в тайге зимой нечего есть и полно голодных зверей. Она просто не дойдет, замерзнет где-нибудь под деревом или станет драгоценным обедом для диких зверей.
Люба села на нары и со стоном закачалась из стороны в сторону, обхватив руками голову. Что же ей делать? Что делать? Если так будет продолжаться дальше, вряд ли ей удастся дожить до теплых дней. Василий, если не убьет ее, то замучает до смерти. Она уже думала о том, чтобы спрятать в своем углу нож и ночью убить его. Но, даже если ей это удалось бы, китайцы вряд ли отпустили ее. Она так и осталась бы на цепи. Если бы они ушли навсегда, они оставили бы ее одну умирать от голода и жажды.
– Неужели не придет день, когда я утром проснусь дома и поцелую теплые личика детей, выпью чай и просто посмотрю в окно?