– Наконец-то наконец, мы прикрыли свой конец, – ухмыльнулся сын и затянулся вейпом. – И не подумаю.
– Срамота, одно слово! – Мать смела в совок остатки омлета. – Не сын, а эксгибиционюга!
– Ацтань.
– Я сегодня посидеть хотела вечерком. Ты как? – она выкинула несостоявшийся завтрак в мусорное ведро. – Я тебе пивасика пару баклаг взяла.
– «Арсенального»?
– Да.
– Можно и посидеть, – согласился Мишка.
– Оки.
Тамара Григорьевна Сурина приехала на дачу с подругой и видным сорокалетним елдарём. Наверное, это выглядело бы нормальным, если бы самой Суриной уже не исполнилось семьдесят. Впрочем, эта немолодая женщина прекрасно сохранилась и смотрелась гораздо моложе своих лет. Не только гены сыграли свою роль – сама Сурина приложила к тому немало усилий. Она перманентно посещала всяческих специалистов по продлению красоты и молодости; спа-процедуры, мази, кремы, БАДы и всё прочее – денег от бывших мужей накопилось достаточно, за бедных она не выходила. Физическую форму тоже не оставляла без внимания: зарядка, фитнесс, бассейн, даже бегала одно время; только в последние годы в силу возраста Сурина стала лениться и набрала с дюжину лишних килограмм. При этом она всю жизнь курила, была великой охотницей выпить и закусить (после чего поебстись, желательно), однако после шестидесятилетия, шикарно, с размахом отмеченного, значительно сбавила объёмы, крепость и частоту выпивки, перешла на вейп. Что касается приапических утех, тут она себя никогда не сдерживала: пять замужеств (и при этом ни одного ребёнка), море постоянных любовников и океан одноразовых ебарьков – за свою более чем пятидесятилетнюю половую жизнь Тамара Григорьевна насладилась двести пятьдесят одним елдачком, каждый носитель которого был аккуратно записан в мессалинский дневник.
С живописцем Ильёй Брасовым она познакомилась два года тому назад. Как-то активно и споро у них всё завертелось: он бросил жену и ребёнка (уже взрослого, впрочем), ушёл с работы и переехал к Тамаре Григорьевне, которая стала его содержать. Брасов писал большей частью голых баб в духе Гогена – на взгляд далёкой от искусства моложавой старицы – полная хуйня и безобразная мазня. В остальном этот ещё молодой мужик её вполне устраивал: он был покладист, непривередлив, умел и вынослив в постели и всегда готов с нею выпить.